Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов

Тем не менее Добруж продолжал провожать их глазами, по-прежнему держа ратников настороже.

Да, вот если бы собрать большую дружину из свеев, нанять на службу, неторопливо размышлял князь, какая была бы сила! Дружинники конунга Харальда отчаянно сражались на сечах, его воинам бы поучиться их умению и бесстрашию. Только хватит ли золота? Да и опасно, обратно сказать, тут как бы не перестараться, слишком сильная сила и его самого может съесть, разжевать вместе с Юричем. Тот же Харальд при дележе добычи всегда зубы скалит. Сейчас у него малая сила, а была бы большая?

Золото, власть… А что, вдруг пришла в голову новая мысль, пойдут свей назад, богатые добычей, но оскудевшие людьми, обессиленные от ран и сражений. А у него войско свежее, застоявшееся, да и еще ратников можно собрать, из тех, что поставлены на заставы на рубежах земель. Посмотрим, будет ли конунг на обратном пути по-прежнему делать презрительное лицо и кривить губы, насмешливо угрожая железом. Тут не плату за проход, тут всю добычу можно забрать. Об этом, конечно, еще будет время подумать…

— Сараня!

— Я здесь, князь! — тут же отозвался рослый, буйный волосом отрок. Выступил из-за спины, тараща глаза от усердия, густо дышал терпким хмельным перегаром.

Ведь предупреждал же — не наливаться с утра пораньше! Князь, фыркнув гневно, мельком оглянулся на него:

— Возьмешь из дружины десяток отроков, кто побойчее. Посадишь о конь. Будешь с ними следить берегом за гостями, чтоб ушли без обмана. На глаза не показываться, но глаз не спускать!

— Я понял, князь!

— Тогда чего стоишь, рот раззявил?

Добруж любил, чтоб его приказы выполняли быстро и бойко. А Сараня такой, век будет копошиться на пустом месте. Но по следу идти — тут ему нет равных, как клещ вцепится, как блоха повиснет — это конечно. Упорный он, хотя и неторопливый.

— Бегу, князь!

— Вот и беги…

Я, Рагнар Однорукий, Победитель Великана, морской конунг и сын морского конунга, расскажу, как, оставив деревянных коней на Илень-реке, мы пешей дружиной двинулись напрямик через лес к гарду Юричу, чтобы взять на меч его стены и добычу из его закромов.

Дело было прежде невиданное. Известно, дети Одина не расстаются в викинге со своими деревянными братьями, что вольным скоком открывают перед ними все водные дороги Мидгарда. Остаться без них — все равно что остаться без ног среди вражьих земель. Это понимают все наши воины, и это знают враги. На то я и понадеялся. Соглядатаи князя Добружа, что наверняка пробираются вслед береговыми кустами, будут следить в первую очередь за деревянными конями.

Отойдя от Юрича на несколько дневных переходов, я приказал пристать к берегу, вы тянуть драконов морей на прибрежный плес, варить на кострах смолу с жиром, править днища, заново конопатить борта шерстью, чистить узорчатую резьбу от соленого морского налета. Увидят дозорные князя, чем заняты мои воины, и успокоятся окончательно, вернутся к князю с доносом, что свеоны обновляют свои ладьи перед южным набегом. С места тронуться сейчас не могут и, значит, никому не опасны. А следом мы подоспеем, совсем с другой стороны, откуда не ждут. Через лес, напрямик, ближе, чем по изгибающейся реке.

Это я хорошо придумал. Так хитро, что даже бывалые ярлы Дюри Толстый и Энунд Большое Ухо, идущие под моей рукой со своими дружинами, не поняли меня сначала. Что уж говорить про недалекого умом, ловкого только руками, Тунни Молотобойца, владетеля земель и воды Эрда-фиорда. Тот и потом ничего не понял, когда я подробно растолковал свой замысел ярлам и хольдам. Он все никак не мог понять, как это можно бросить деревянных коней на берегу чужой реки. Все спрашивал, неужто мы пойдем пешком, оставив без защиты деревянных братьев? Хотел я за глупость оставить его в охране с пятью десятками воинов, но передумал в последний момент. Пережимать без надобности тоже не стоит, если лук натягивать слишком сильно — он сломается, а не выстрелит. Как и куда расставить ратников — это тоже наука конунгов, недоступная даже таким, казалось бы, отважным ярлам, как Дюри Толстый. Не всякий ярл способен стать конунгом, я давно это понял. Девы-норны еще при рождении определяют каждого на свое место.

Воины занимались починкой, а я ждал. Потом нас догнал Нафни Сорвиголова, оставленный мной в дозоре вместе с двумя такими же удальцами, и сказал, что видел, как дружина Харальда вернулась в крепость. Тогда я приказал воинам собираться…

Два дня мы шли между деревьев, помогая один другому на буреломах. Идти через лес было тяжело. Мы шли налегке, не взяв с собой ничего, кроме оружия и доспехов. Их благородная тяжесть — не тяжесть для воина. Сыны фиордов могут не только грести напролет днями и ночами, погоняя деревянного коня по морскому пастбищу. Ходить они тоже умеют. Легким волчьим наметом, от которого быстрее устанет конь, если будет спешить вдогонку. Охота в загон, эта древняя забава богов, когда воины пешими загоняют зверя до неподъемной усталости, всегда была любимой забавой свеонов.

Мы шли и шли… И день сменился на ночь, а потом опять забрезжил серый рассвет, а мы все шли вперед, растянувшись по лесу длинным гусиным строем. И отдыхали только короткое время, падая на чужую влажную землю, покрытую мягкой прелой листвой и хвоей. И ничего не ели, только пили воду, когда находили ручьи или родники.

Против воли я вспоминал дорогой, как три зимы назад, когда лесной великан смял мои кости, как тесто, брел я один через такой же лес и думал, что скоро умру. Плохие воспоминания, вызывающие дрожь в животе. Теперь мне казалось, это было очень давно. Или совсем недавно? Но теперь я был не один. Могучая, большая дружина шла по лесу вместе со мной, и даже медведи убегали с нашей дороги, устыдившись собственной слабости перед нами. Где он, великан? Небось не высунется теперь!

Ничего, скоро Юрич… Скоро покажутся на взгорье стены богатого гарда, думал я, твердо меряя шагами землю. Возьмем на меч, добудем в бою богатство и славу, а там можно будет подумать, как отомстить колдунам-поличам за их коварство…

Агни Сильный быстро прошелся по низкой тесной избе, задевая за потолочные балки железом шлема. Схватил кусок вяленого мяса и впился в него зубами. От запаха и вкуса еды громко, довольно зарычал, продолжая жевать.

Сбоку на него кинулся с палкой мужик-хозяин. Коренастый, замшелый, закопченный от дыма печи, даже непонятно — молодой или старый, он длинно и бестолково махал своей палкой и громко визжал, подбадривая себя на бой. Не отрываясь от мяса, Агни одним взмахом тяжелого меча перерубил его палку надвое. Тот отпрянул, запнулся, плюхнулся на пол задом, завизжал еще пронзительнее.

От его крика даже в голове отдалось. Она у воина часто болела, саднила где-то внутри острым лезвием, словно после того, сакского удара в черепе засел гвоздь. Только крепкое пиво и пряное вино спасали, гасили боль…