Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов

Да, после этого нападения все наши воины стали сильно бояться поличей. Я подумал, тем более надо поймать одного из них, чтоб мы медленно убивали его и страх растаял в сердцах наших воинов вместе с его затихающими стонами…

Быстрыми шагами я побежал в сторону от следа, делая круг, чтоб не пропустить чужака. Петлять мне пришлось недолго, на третьем круге я напал на его свежий след и увидел, где можно устроить засаду на его пути.

Забежав вперед волчьим, неслышным шагом, я расположился со стороны против ветра, как если бы охотился на чуткого зверя. Приготовил лук, костяной топор и крепкий железный нож поличей. Положил рядом с собой кожаные веревки, чтобы связать чужака. Решил: сначала нужно будет ранить его стрелой, а потом уже связывать, так надежнее. Вдруг он такой же сильный, как их шаман? Нет, в сердце моем не было страха. Пусть он сильный, зато я хитрый, да, не зря мой род идет от волчицы Максы, которую боялись даже матерые медведи.

Вскоре, как я и думал, чужак вышел прямо на меня. Я увидел его наконец и сильно удивился этому. Потому что это оказалась баба. Большая баба, крупная и красивая, как матерая лосиха. Волосы у нее были длинные, светлые, спускались почти до широких, гостеприимных бедер. Рубаха тоже светлая, расшитая по краям красивым узором. Скулы узкие, зубы крепкие и длинные, и нос в три раза больше и длиннее, чем у меня, красивый нос. Через плечо она несла лук, на бедре колчан со стрелами, а за кожаный пояс заткнут рукоятью дорогой железный топор.

Топор у нее сразу заберу, решил я. Раньше я встречал ее в селениях поличей, все звали ее странным именем Шешня. Как только глупые поличи в одиночку отпустили в лес такую красавицу?

Нет, я не стал стрелять в бабу, как задумал раньше. Зачем стрелять и портить ее, решил я по-новому, лучше взять ее к себе в чум, и пусть она родит мне таких же крупных и сильных детей. А все вокруг будут удивляться и щелкать от зависти языками: ай, Музга, ай, великий охотник, какую бабу себе поймал! А я буду сидеть возле чума, смотреть, как она работаёт за двоих, и радоваться своей удаче. Спасибо тебе, лесной дух Вазила, что вывел ее на меня.

Взяв в одну руку топор, а в другую — веревку, я вышел ей навстречу из-за деревьев…

Ай-яй-яй, Ягила!

Я, Музга, великий охотник, висел вверх ногами на ветке, связанный своей же веревкой! И красавица-баба, бормоча, как злая старуха, раскладывала под моей головой костер.

Ой, как нехорошо получилось! Совсем нехорошо получилось. Я, Музга, великий охотник, умею разговаривать с бабами. У меня в чуме уже живут три, и ни одна еще не ложилась спать голодной. Я знаю, с ними, как и с собаками, нужно говорить твердо, приказывать громко и всегда держать под рукой длинную палку. Бабы уважают силу, а если человек слаб, они тут же принимаются смеяться над ним, как, например, смеялись над маленьким Тозьей. Вот и сейчас я вышел вперед и твердо приказал ей идти за мной. А она, вместо того чтобы наклонить глаза в знак женской покорности, вдруг набросилась на меня так быстро, что я не успел опомниться! Ее крепкие руки сгребли меня за одежду, ее твердые ноги пинали меня, ее большое тело упало сверху и повалило меня на землю, а потом длинные большие зубы вцепились в мой нос, и перед глазами от боли замелькали звезды, хотя был день вокруг…

Ай-яй, лесной дух Вазила, почему ты не предупредил меня о хищной бабе?! Волчица Макса, почему ты прежде не укусила ее бешеным зубом?!

Когда звезды перед глазами погасли, я обнаружил, что уже связан и вишу на ветке. Голова моя наливается тяжелой кровью, вытекающей струей из прокушенного носа, а она, эта красивая ведьма, без жалости колет меня острым ножом.

Да, Ягила, сначала я не хотел говорить с ней, храня достоинство воина и охотника. Но ее длинный нож колол больно, а потом она начала высекать огонь кремнями, грозилась поджечь хворост под моей головой. И мне стало страшно, как бывало только давным-давно в детстве. Да, я кричал от страха, потому что не мог не кричать!

Я ей все рассказал.

Прошлой осенью, перед тем, как Баба-земля укуталась в свою снежную шкуру, в одно из наших стойбищ приходили незнакомые люди. Ростом и силой они были такие же, как и поличи, говорили на одинаковом языке, и волосы у них были такие же русые, и глаза у многих отливали той же голубой водой. Рубахи и порты на них были черные, и повязки на голове, и рогатые посохи в руках — все как прогоревшие угли. Сначала они пришли, как друзья, эти черные люди, сказав, что они тоже поличи. И остались в стойбище. А потом перерезали всех мужчин, забрали детей и женщин и увели их с собой.

Маленький Тозья, который умер недавно, тогда не до конца умер, мы нашли его еще живым. Могучий шаман Кирга забрал его у гнилозубой Старухи-смерти из самой пасти. Минули дни, Тозья очнулся и рассказал обо всем. Но поздно рассказал. Снег уже лег на землю, мы не смогли найти по следам похитителей.

Всю долгую зиму мы растили в теплых чумах свою обиду. Большая обида выросла за долгую зиму, выше, чем поднимается дым от костра, шире, чем Лагья-река. А как иначе?

Весной, когда снова стало можно ходить по лесу далеко и плавать на челнах по реке, мы собрались мстить и опять начали их искать. Долго искали, пока не наткнулись в лесу на деревянное стойбище чужих богов. Те шаманы тоже ходили с рогатыми посохами и, наверно, были такими же жестокими и коварными. За это наши старейшины приговорили их к смерти и послали воинов…

Красивая баба Шешня слушала меня внимательно и даже перестала колоть ножом. Я, Музга, знаю, как разговаривать с бабами, чьи сердца всегда тают от пустых слов…

Я — великий охотник и воин, но я — не старейшина, иду туда, куда меня посылают, схитрил я. Поэтому она должна отпустить меня. Что еще она хочет узнать, прежде чем отпустит? Кто убил маленького шамана? Я не знаю, не видел, кто его убил. Я убил большого, ударив в затылок палицей. Я не только великий охотник, но и великий воин! В наших стойбищах много доблестных воинов, и я — среди самых доблестных, напомнил я ей на всякий случай.

Потом я увидел рядом, совсем близко, ее перевернутое, нисколько не красивое лицо с оскаленными, как у зверя, зубами. И глаза у нее были как у зверя, круглые, внимательные, не знающие к добыче жалости.

Ай-яй, Ягила, я снова испугался ее! Увидел прямо перед лицом тусклое лезвие ножа, почувствовал, как его хищное жало впивается в мою шею, острой болью рассекая мясо…

Это было последнее, что я почувствовал и увидел. Потом я умер…

Я, Рагнар Однорукий, ярл и морской конунг, сын ярла и морского конунга Рорика Гордого, расскажу, как наши деревянные кони побежали по морскому полю в восточную страну Гардарику, где лесные гарды разбросаны вдоль полноводных рек.