Олеся Луконина - Чёрная маркиза

— Je te connais, ma puce? — тихо и быстро спросил он.

«Я тебя знаю, девочка?»

Нет, он не знал её. Проведя с ней ночь почти три года назад, когда она утешала его, пьяного без вина, горюющего по своей развратной ведьме, он её даже не запомнил!

Жаклин выхватила у него пелерину и порывисто отвернулась, не размыкая поджатых губ.

— Хватит! Ведьма! — пророкотал Грир, припечатывая стол мощным кулаком. — Я и без того не возьму назад своего слова… И это, кстати, была не вода, а ром.

Тиш негромко рассмеялась:

— Это ещё лучше, Эдвард. Ещё лучше.

И оборвав смех, притронулась к плечу ошеломлённо озиравшегося Морана:

— Идём, канонир. «Маркизе» пора отчаливать.

Дидье, не переставая, впрочем, ухмыляться, без церемоний дёрнул нового канонира за локоть и гаркнул:

— Ходу!

Отвернувшись от них, Грир взял со стола кружку и вздрогнул, когда на его запястье легли унизанные перстнями пальцы Жаклин.

— Пусть их себе уходят, капитан, — обронила француженка, с улыбкой подливая ему ром. — Я Жаклин Делорм, хозяйка «Сирены», и я давно хочу кое-что обсудить с тобой.

Увязая в прибрежном песке, Тиш, Дидье и Моран торопливо добежали до шлюпки, пришвартованной у дряхлого причала под охраной оборвыша-негритёнка. Дидье швырнул ему сверкнувшую в лучах заходящего солнца монетку. Придерживая подол платья и опираясь на руку Дидье, Тиш пробралась на нос лодки.

Моран, косясь на них исподлобья, приготовился грести, но старпом, отвязав причальный канат, лишь повернул руль, и шлюпка резво, как пришпоренная лошадь, рванулась вперёд сама собой!

Моран потряс гудящей, будто распухшей головой, опускаясь на дно странной посудины, и провёл рукой по лбу. Лоб был в испарине.

Тиш тревожно взглянула на него, но ничего не сказала.

Впереди вырастал, разворачиваясь к ним, высокий тёмный борт судна. Наверху уже торчали, чётко вырисовываясь на фоне закатного неба, две радостно улыбавшиеся физиономии. Их обладатели что-то выкрикивали. Моран не мог разобрать, что именно — у него слишком громко шумело в ушах.

Дидье уцепился за сброшенный сверху трап и начал проворно карабкаться на борт. Тиш кивнула Морану, и новый канонир, пошатнувшись, послушно шагнул вперёд. Перед его глазами плыл красный туман.

Он знал, что должен что-то обязательно сказать им. Объяснить. Что?

Он наконец оказался на палубе, которая ходуном ходила под его ногами, будто в шторм, и сперва судорожно вцепился в протянутую ему руку Дидье, а потом с негодованием отшатнулся. Ещё чего?! Он им что, дитя малое?

А, вот что он должен сказать, и прямо сейчас. Чтобы они все знали!

Моран дождался, пока Тиш спрыгнет на палубу своего брига, и выпалил, сжимая кулаки:

— Не думайте, что вы меня купили! Я ему не был рабом и вам не буду! Я не просил вас… я не хотел… я просто хотел….

— Дидье! — испуганно вскрикнула женщина, подхватывая его. — Он же весь горит!

Это было последним, что услышал Моран, проваливаясь наконец в тёмную пустоту беспамятства.

Там, во тьме, он услышал песню.

Колыбельную песню.

Он не мог разобрать слов неизвестного ему языка, но эта мелодия… текла как прохладный ручей в чёрной обжигающей пустыне его бредовых видений.

Моран был распят на дыбе кошмаров. Он метался по постели, обливаясь потом, и ему мерещились то заплаканные, искажённые ужасом лица матери и сестры, то зловещий капюшон палача, деловито набрасывающего петлю на шею Эдварда Грира, то горящий, как факел, корпус «Разящего». Он брёл и брёл куда-то, по колено увязая в раскалённом песке, брёл под неумолимо сверкающим в чёрном небе чёрным солнцем, и ему отчаянно хотелось пить.

— Пить! — простонал Моран, едва шевеля распушим языком. — Пить!

Прохладная ладонь коснулась его лба, а потом осторожно приподняла пылавшую голову. Возле его запёкшихся губ возник твёрдый край стакана, и в рот проникли струйки воды. Вода!

Он торопливо глотал её, захлёбываясь, не в силах оторваться, и протестующе замычал, когда живительный источник вдруг исчез.

— Сейчас, не торопись, — прозвучал над ним мягкий грудной голос, и Моран с трудом разлепил зудящие веки.

Склонившееся над ним женское лицо было прекрасно, как лик Мадонны, и он, забыв о жажде, зачарованно на него уставился.

— Я что, уже в раю? — прошептал он.

Раздался мелодичный смех.

— Говорю же, не торопись, — произнесла женщина, и тут Моран узнал её.

Летиция Ламберт.

Тиш.

Он на «Чёрной Маркизе», он в безопасности. Он спасся от Грира!

— Всё будет хорошо, — словно подтверждая его мысли, проговорила Тиш и обтёрла его лицо влажной тканью. — Спи, малыш.

Малыш!

Моран собрался было возмутиться, но сон, целительный, без сновидений, без кошмаров, накрыл его враз, будто тёплым одеялом. Засыпая, он опять услышал колыбельную, убаюкавшую его, словно материнские объятия.

Когда он снова открыл глаза, то уже понимал, что находится в каюте «Чёрной Маркизы», и с любопытством принялся осматриваться. Каюта слегка покачивалась, значит, бриг вышел в открытое море. Витые стрелки старинных часов, стоявших у переборки, показывали два — пополудни, если судить по солнечным лучам, пробивавшимся сквозь багряные занавеси. А у изголовья его постели сидел какой-то мальчишка — худой, белобрысый, загорелый, и увлечённо читал огромный растрёпанный том, разложив его на коленях. На вид мальчишке было не больше пятнадцати.

Моран облизнул губы и позвал:

— Эй! Ты кто?

Вздрогнув, паренёк заложил пальцем прочитанную страницу и серьёзно поглядел на Морана:

— Я? Я Марк. Тиш сказала — подежурь, он пить захочет. Хочешь?

— Что это у тебя за книга? — с любопытством осведомился Моран, осушив полный стакан какого-то кисловатого питья, неловко налитого ему Марком из глиняного кувшина.

— «Трактат о небесной механике» Лапласа, — с готовностью доложил мальчишка, и голубые глаза его загорелись. — Второй том. Так интересно!

— Почитай мне, — зачем-то попросил Моран. Ему вдруг тоже стало интересно. И понравилось, как звучат эти два слова — небесная механика!

— Луна обращается вокруг Земли по эллипсу, то приближаясь к ней, то удаляясь от неё, — с энтузиазмом начал Марк, раскрыв книгу на заложенном пальцем месте. — Однако это движение под действием земного тяготения только в первом приближении происходит по законам Кеплера. Солнце своим притяжением действует на это движение Луны как возмущающее тело, притом с очень большой силой. Поэтому движение Луны чрезвычайно сложно.

Чрезвычайно сложно!

Моран заморгал, изо всех сил пытаясь представить себе, о чём идёт речь. Кроме того, он вдруг с ужасом осознал, что вся выпитая им сейчас и накануне жидкость усиленно просится наружу. Он беспомощно закусил губу.