Василий Ян - Том 1

Вернемся ненадолго к финалу предыдущего романа «Батый», построенному на контрасте двух соседствующих глав. Неминуемое возрождение опустошенной, истерзанной страны предвещает перестук топоров на пожарищах и пепелищах в главе «А Русь-то снова строится!». И призрачность победного торжества завоевателей — «жалобные песни» в главе «На далекой родине». Не со «священной добычей», а с пустыми седлами на четырех конях возвратился домой старый Назир-Кяризек, и поминальный плач встретил его на пороге родной юрты: «великий поход» Батыя на Русь поглотил сыновей так же бесславно, как и десятки тысяч других воинов.

Похожий контраст создают финальные мотивы романа «К «Последнему морю»». Как ни опьянены завоеватели легкой богатой добычей в «вечерних странах», не она влечет их, а обобранная, разграбленная «земля русов», великое племя которых, «как гибкое дерево, гнется, но не ломается. Я истреблял их без жалости, — удивляется и гневается Батый, — а мне доносят, что они снова поднимают голову, что они строятся, они собирают отряды». Темным и беспокойным кажется ему поэтому будущее ордынского царства, над которым «постоянной тревожной тенью» нависает молодой новгородский князь Искендер…

Между тем Александр Ярославич, разгромивший шведов в битве на Неве и немецких рыцарей в Ледовом побоище на Чудском озере, во взаимоотношениях с Ордой при всем своем бесстрашии полководца настойчиво избегал открытых конфронтаций, предпочитал «примирительную политику» искусного дипломата, твердо знающего, что с монголо-татарами «Русская земля еще не в состоянии справиться» [37] М. Н. Тихомиров. Древняя Русь, с. 384. . История показала: то была дальновидная, мудрая политика накопления сил. В пору действия романа Василия Яна «К «Последнему морю»» сосредоточение этих сил в руках новгородского князя если и могло страшить хана Батыя, то только перспективой роста. Не ее ли угадывает он по-своему проницательно?

Замысел писателя свести Александра и Батыя в границах одного романа не состоялся. Первый в романе «К «Последнему морю»» только упомянут, второй в действии повести «Юность полководца» непосредственно не участвует. Но разведенные по разным книгам, они остаются двумя крайними полюсами одной эпохи и во многом определяют се своеобразие своим притяжением и отталкиванием.

«В исторической литературе, — сетовал академик М. Н. Тихомиров, — личность Александра нередко изображается в виде удальца, который внезапным нападением разрешает все трудности и одерживает победы. В действительности это изображение очень далеко от истинной правды. Александр Невский умел сочетать смелость с дальновидным расчетом политика, и только это соединение большого политического ума и боевой храбрости позволило ему одержать победу над неприятелями» [38] Там же, с. 329. . Такому взгляду ученого на личность исторического деятеля принципиально близка художественная интерпретация характера Александра Невского как литературного героя повести «Юность полководца».

Если Чингисхан или Батый в творческом мире Василия Яна олицетворяют разрушительные силы истории, то Александр Невский персонифицирует ее созидательное начало, равно проявленное и в ратных делах, увлекающих князя с отроческих лет, и в его государственных думах о судьбах Отечества, поставленного тугим сплетением событий перед роковым «быть или не быть». От начальных сцен отроческого ученичества к заключительной картине битвы на Чудском озере тянется этот сквозной мотив, достигая апогея в патетике финала, резко меняющей сказовую интонацию размеренного жизнеописания: «Лицо Александра светилось торжествующей силой и радостью победы. Он поднялся на стременах и с каким-то юным, мальчишеским задором высоко подкинул шлем, поймал его на лету, потом, повернув коня, помчался во весь дух к тому месту, где должны были ожидать его боевые товарищи. Они скакали уже ему навстречу с радостными криками».

Раскрывая общемировое значение Ледового побоища, историческая наука сравнивает его с Грюнвальдским разгромом тевтонских рыцарей, которое произойдет 170 лет спустя. Тем, стало быть, выше роль Александра Невского как в русской отечественной, так и во всемирной истории. А это, в свою очередь, означает, что, создавая повесть о нем, Василий Ян задавался отнюдь не праздным вопросом и давал на него вовсе не декларативный ответ: «Что такое великий человек? Это человек, чьи индивидуальные способности делают его наиболее пригодным для служения великим общественным нуждам своего времени. Великие люди всегда являются «начинателями», они видят дальше других и хотят сильнее других. Сила выдающейся личности — в ее связи с массами, с народом, в умении организовать массы, предвидеть ход исторического движения. У каждого великого человека имеются свои единственные индивидуальные черты, отличающие его от других навсегда» [39] В. Ян. Путешествия в прошлое. — «Вопросы литературы», 1965, № 9, с. 111. .

«Начинатели»… — слово, по-своему приложимое и к мастерам советской литературы, которые силой таланта направляли ее по новаторскому пути художественных исканий, полнее всего отвечавших «великим общественным нуждам своего времени». Василий Ян принадлежал к таким именно писателям всеми творческими замыслами, устремлениями и свершениями.

Любитель древностей доктор Виктория Мартон, несколько лет назад производя раскопки на восточном берегу Средиземного моря, в Сайде, на месте, где когда-то стоял знаменитый финикийский город Сидон, нашла в земле, на глубине семи метров, небольшую библиотеку. Книги этой библиотеки были не похожи на наши. Они состояли из множества глиняных обожженных плиток одинакового размера. На плитках были выдавлены буквы.

Библиотека, найденная Мартон, написана около трех-четырех тысяч лет назад. Возможно, что раньше она находилась в доме какого-нибудь сидонского жителя, дом обвалился во время войны, землетрясения или пожара и плитки оказались засыпанными землей и камнями. На этом месте затем строились новые дома, которые опять разрушались. Так проходили годы, столетия и тысячелетия, и постепенно библиотеку засыпало толстым слоем «пыли веков».

Благодаря этому покрову древняя библиотека сохранилась до настоящего времени. Ученые прочли и перевели то, что было написано на плитках. Среди отрывков древнейших сочинений по медицине, астрологии и истории оказались также более поздние записки одного моряка о его удивительных приключениях на разных морях. Записки эти послужили основой для повести «Финикийский корабль»…