Иван Шухов - Ненависть

Игнат сбросил с валька постромки, отвел кобылицу в сторону и начал ожесточенно хлестать лошадь по морде концом недоуздка.

— Да ты с ума спятил, дядя Игнат! При чем же тут лошадь?! — закричал Роман и, бросившись к нему, вырвал из рук повод недоуздка и отвел в сторону нервно подрагивающую телом кобылицу.

Кобыленка стояла, жалко поджав куцый хвост, косясь на хозяина испуганно округлившимся глазом. А тот, осатанев от обиды и гнева, заорал на всю степь:

— А ты, Ромка, моему коню хозяин?!

— Так точно. Хозяин,— заявил Роман.

— Мужики! Граждане! — крикнул Игнат.— Вы слыхали? Он хозяин! А мы кто ему — батраки, работники?!

— Факт! Обыкновенное дело! — поддакнул толкавшийся среди артельщиков Филарет Нашатырь.

— Нет, я спрашиваю тебя: мы батраки тебе? — наступал Игнат на Романа.

— Ох, какой ты крутой, дядя Игнат. Ох, какой ты горячий! При чем тут батрак? При чем тут хозяин? — улыбаясь, сказал Аблай, пробуя угомонить раскипятившегося Бурлакова.

— Ну ты, азиат, лучше помолчи. Ты тут пока ничем не пострадал. Твоего скота в артели пока не видно,— огрызнулся Игнат.

Толпа вокруг понуро стоявшей поджарой кобылы

Игната Бурлакова все росла. С дороги сбегались на полосу случайно проезжавшие мимо хуторяне. На меже стоял подбочась Силантий Пикулин и трясся от злорадного смеха. Откуда-то появился с двустволкой на плече Аристарх Бутяшкин.

А Игнат метался среди толпы и хрипло орал:

— Моя воля! Моя! Захочу — убью и в ответе ни перед кем не буду. А то, видишь, хозяева нашлись! Больно много вашего брата, хозяев, на чужую животину.

— А ты думал как, дядя Игнат? Это правильно, много хозяев. Все мы хозяева,— сказал Роман.

— Правильно! Друс! — хором поддержали Романа русские и казахи.

Михей Ситохин кричал:

— Что такое конь? Конь — он первейший союзник, граждане. Без коня во дворе жильем не пахнет. Куда мы денемся без коня? Никуда. А за конем догляд нужен справедливый, я к чему это говорю?

— Вот именно — к чему? — улыбаясь, спросил Роман.

— Я к тому говорю, что и в артели нам нужно дружно за лошадь стоять. Чужого коня обижать не смей и своего также.

— Так точно. Правильная твоя речь, дядя Михей,— сказал Роман.

— Правильно! Друс! — опять хором подтвердили русские и казахи.

Старый Койча, знаток конских кровей и лекарь, деловито осмотрев кобылу, сказал, что ее следует отправить в отгульный табун дня на три на подножный корм. Роман приказал Ералле забрать кобылицу и отвести ее в табун.

Ералла, взяв из рук старого Койчи повод недоуздка, провел кобылу мимо Игната и сказал ему, улыбаясь:

— На курорт пошлем, дядя Игнат, твою кобылу…

Обескураженный Игнат отошел в сторону. Поразмыслив, он пришел к выводу, что обижаться ему не на что. И в полдень, когда колхозные пахари, закончив первую упряжку, ушли с массива на стан, Игнат долго сидел на меже, любуясь вспаханным полем. Вспахано было много. Прикинув на глаз, Игнат решил, что за упряжку бригада Михея Ситохина подняла полтора гектара. Стало быть, за две упряжки в день эта бригада вспашет добрых три десятины. А ведь кроме этой бригады в колхозе еще две — бригада плугатарей Егора Клюшкина и бригада Аблая. И Игнат ахнул от удивления, представив, ка-

кую огромную площадь могут поднять они артелью за время весеннего сева, Выходило, что на каждый артельный двор падало около двенадцати десятин. А ведь ни один из членов этой семьи, живя единолично, не сеял прежде больше трех десятин, а иногда и борозды своей не видели. «Нет, стало быть, есть расчет з артельном труде. Есть расчет»,— решил Игнат, не отрывая глаз от вспаханного, черного, как вороново крыло, колхозного поля.

В самый разгар сева неожиданно появился на хуторе вернувшийся с действительной службы в армии Иннокентий Окатов. По его словам, отпущен он был досрочно из-за ревматизма ног.

После возвращения с военной службы выглядел Иннокентий еще стройнее, собранней, выше, и бойкие хуторские девки на выданье заглядывались на него. В синих кавалерийских галифе, в добротном, ладно сидевшем на нем каштановом френче, в малиновой фуражке, заломленной на висок, он выглядел молодцом.

По случаю неожиданного возвращения Иннокентия в доме Куликовых зашумела пирушка. Продавец Аристарх Бутяшкин танцевал с женой Лушей тустеп. А Епи-фан Окатов напялил на себя вышитую по вороту гарусом косоворотку, старинные прасольские сапоги с гамбургскими передами, и глаза его засветились былым огнем, озорным и ехидным. Не по годам подвижной и деятель-ный, он торжественно обносил гостей водкой, разливал по граненым бокалам пиво и то и дело твердил:

— А сынок-то у меня, Иннокентий Епифанович, видите — картинка.

Иннокентий не пил. Засунув руки в карманы галифе, он важно бродил по хутору, приглядывался к девкам, держал голову гордо и строго. Столкнувшись около Совета с группой односельчан, Иннокентий сразу же бойко и ловко вступил в разговор о колхозе. Прислушиваясь к шумному спору мужиков о колхозном труде, Иннокентий сказал, небрежно играя черемуховой веткой:

— Ну, от карликовых колхозов, дорогие сограждане, пользы мало. Против карликовых колхозов вся наша партия и рабочий класс. Мы не против колхозов. Наоборот. Нам нужны настоящие коллективные хозяйства — в них вся сила. А что вот, к примеру, колхоз «Интернационал»?

Ну какой это колхоз? Колхоз без трактора! Да разве это не насмешка над нашей Советской властью?

— Факт! — подтвердил Филарет Нашатырь.— Не колхоз — умора. У них на первой борозде кони попадали.

— У Игната Бурлакова кобыленка уже сдыхает. А до колхоза какой ишо конь-то был! — подал голос Силантий Пикулин.

— Вот видите, дорогие сограждане, какой толк из карликового колхоза,— сказал Иннокентий Окатов.— Какой же это, с позволения сказать, коллективный сектор, если в нем ни тягла, ни машин…

— Ну, они при машине. Сеялку заимели. Всю Европу перепашут! — издевательски хихикнул Силантий Пикулин.

— Факт! Обыкновенное дело! — подтвердил Филарет Нашатырь.

— Да, дорогие сограждане. Подобные карликовые артели — позор для нашей Советской власти,— заключил Иннокентий, уходя от ошеломленных мужиков.

Силантий Пикулин, провожая глазами рослую и статную фигуру Иннокентия, сказал:

— Слыхали! Умные речи человек говорит. Это тебе не Ромке с Аблайкой чета!

— Факт,— подтвердил Нашатырь.

У этого башка на плечах. Он, брат, все насквозь видит. Недаром Красную Армию досрочно прошел. Нам только покрепче за него обеими руками держаться надо,— продолжал Силантий Пикулин.

Линка сидит у раскрытого окна и переписывает наряды работ по бригаде Аблая. Увидев ее, Иннокентий замедляет шаг, останавливается и, молодцевато стукнув каблуками, виновато улыбаясь, говорит: