Александр Дюма - Цезарь
- Название:Цезарь
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Седьмая книга»7ffb5a3c-2f55-11e3-bfee-002590591ea6
- Год:неизвестен
- ISBN:978-5-906-13727-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Дюма - Цезарь краткое содержание
Блистательное историческое полотно титана исторического романа Александра Дюма. Трудно найти наиболее известного античного государственного деятеля, чем древнеримский император Юлий Цезарь. Бесстрашный воин, гениальный стратег, искусный политик, легендарный обольститель женщин, несравненный оратор, выдающийся писатель – это лишь часть превосходных качеств Юлия Цезаря, что снискали ему славу в веках! Исполненный внутренних противоречий, он всегда и во всем поступал нестандартно, как и положено великому человеку. Именно поэтому на его деяниях и было суждено учиться потомкам, и именно поэтому Дюма посвятил ему свой прекрасный эпический роман-хронику, читаемый на одном дыхании…
Цезарь - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
«Из ничего – ничто, – говорит он; – все возвращается в пустоту, откуда все вышло. Вы спросите, куда отправляются сотворенные вещи; они отправляются туда же, куда и вещи несотворенные, ubi non nata jacent ».
О! Вовсе не так думает лебедь из Мантуи, нежный Вергилий, поэт-провидец! Счастливы те, – говорит он, – кто вещей познать сумели основы, и смело повергли к ногам жадного шум Ахеронта! [61]
Когда он видит издали самоубийц, он ужасается, что наказание их столь жестоко, что они бы хотели к свету вернуться опять, и терпеть труды и лишенья .
Quam vellent æthere in alto
Nunc et pauperiem et duros perferre labores! [62]
О каких же самоубийцах хотел сказать Вергилий, если не о Катоне и Бруте?
Взгляните, какой огромный шаг сделал атеизм от Вергилия до Лукана, то есть за промежуток едва в полстолетия! От Вергилия, который, предвидя вечный свет, хочет познать основу всех вещей, и бесконечно томится шумом алчного Ахеронта, катящего волны у его ног; который обрекает самоубийц на такие мучения, что те хотели бы вновь вернуться на землю, даже если им вновь придется надеть на себя ярмо скорби; и до Лукана, который превращает самоубийство в высшую доблесть; который, несомненно, в память убийства Петрея Юбой в их последней схватке, воспевает двух иступленных, зовущих друг друга к прелести взаимного умерщвления, и с радостью получают удары мечом, возвращая их с благодарностью.
Et eum cui vulnera prima
Debebat, grato moriens interficit ictu. [63]
И покончивший с собой Катон вдохновляет его на самые прекрасные его строки:
Causa diis victrix placuit, sed victa Catoni!
«Дело победителя любо богам, на дело побежденного любо Катону!» [64]
При императорах самоубийство стало лучшим средством от всех скорбей, всеобщей панацеей от всех страданий; это утешение бедняка; это месть проскипта, утомленного его неволей; это бегство души из ее тюрьмы; это все что угодно, вплоть до лекарства от пресыщения и скуки у богача.
У простолюдина нет больше хлеба; что он делает? спросите у Горация: он оборачивает голову своим рваным плащом и бросается в Тибр с Фабрициева моста.
Гладиатор не находит смерть на арене достаточно быстрой; что он делает? спросите у Сенеки: он просовывает голову под обод колеса телеги, и колесо, поворачиваясь, ломает ему позвоночник.
Иногда добровольная смерть может даже быть сопротивлением власти! тем, кто подкладывает Тиберию или Нерону свой труп, завидуют, их прославляют, ими восхищаются.
Кремоний Корд, осужденный при Тиберии, отказывается от еды и умирает от голода, и народ радуется, видя, как прожорливые волки впустую щелкают зубами, которыми они собирались размолоть его.
Петроний, которому Нерон предложил умереть, укладывается в бане и велит вскрыть себе вены; потом, болтая со своими друзьями, он вдруг вспоминает о своей прекрасной мурринской вазе, которая достанется Нерону, если он не помешает этому: он велит перевязать себе руки и ноги, посылает за этой вазой, приказывает разбить ее при нем и, сорвав свои повязки, умирает, совершенно довольный этой маленькой местью.
Все, даже самые избалованные люди ищут в смерти исцеления своему пресыщению: Fastidiose mori , говорит Сенека.
Этот вопрос лучше всего следует изучать по Сенеке; он неисчерпаем; он и сам однажды почерпнет от терпкого сладострастия самоубийства.
В Рим вошел сплин; этот гибельный бог, который слетает с Лондона – в Лондоне нет монастырей со времен Генриха VIII, – который слетает с Лондона, почившего на перине из тумана, на жертвенники Рима.
«Существует, – говорит Сенека, – непреодолимое влечение к ничто, странная мечта о смерти, безумная тяга к самоубийству; и трусы не избегают его, и подвержены ему наравне с храбрыми: одни убивают себя из презрения, другие – от пресыщения жизнью; третьим же просто-напросто скучно делать каждый день одно и то же, и повторять сегодня то, что было вчера, а завтра – то, что было сегодня.
И правда, не стоит ли положить конец этому однообразному существованию?
Просыпаться и снова засыпать, чувствовать жар, чувствовать холод; ничто не кончается; тот же круг поворачивается непрерывно и возвращается к тому же месту. Ночь сменяет день, вслед за летом приходит осень, за зимой – весна; все проходит, чтобы вернуться: ничего нового нет под солнцем».
Наконец, многие умирают, или, вернее, убивают себя не потому, что их жизнь тяжела, а потому, что она бесполезна.
Самоубийство стало таким жизненным происшествием, происшествием предвиденным, обыденным и заурядным, что его обсуждают, о нем раздумывают, его рекомендуют.
Разум человека посещает мысль убить себя; но он еще не совсем решился. Он собирает своих друзей, он советуется с ними, он прислушивается к голосу большинства. Большинство высказывается в пользу самоубийства.
– Не может быть, – говорите вы, – чтобы люди дошли до такого уровня безнравственности.
Пожалуйста, пример! – Этот пример предоставляет нам опять же Сенека.
«Туллия Марцеллина, заболевшего продолжительным и болезненным, но излечимым недугом, посетила мысль покончить с собой; в связи с этимон созвал своих друзей. Одни из них, люди трусливые и нерешительные , дали ему совет, который они дали бы сами себе; другие, льстивые и угодливые, – тот, который, по их мнению, хотел услышать Марцеллин.
Но, – продолжает Сенека, – один стоик, наш друг, отважный и выдающийся человек, заговорил с ним совершенно иначе:
Не смущайся, Марцеллин, – сказал он ему, – так, словно ты должен принять решение большой важности; разве жить – это такое уж большое благо? Рабы и животные тоже живут. Умереть мудро и храбро – вот великое дело! Разве не давно ты уже живешь? Разве пища, сон и наслаждение чувств не одни и те же изо дня в день? Желать смерти можно не только по разумной причине , из доблести, от усталости , от страданий, но и от скуки…»
Ну, читатели-христиане, что вы скажете об этом отважном, об этом выдающемся человеке, об этом друге Туллия Марцеллина?
Подождите, это еще не все; философ не останавливается на этом.
Рабы не решаются послужить замыслу своего хозяина. Он внушает им отвагу, он их увещевает, он их воодушевляет.
«– Полно! – говорит он, – чего вы боитесь? Рабам нечего бояться, когда их хозяин умирает по доброй воле; но предупреждаю вас, что предать своего хозяина насильственной смерти или помешать ему умереть, когда он сам хочет этого – равные преступления».
Вы полагаете, Сенека приводит нам единичный пример?
Ничего подобного.
Тетка Либона советует своему сыну убить себя; мать Мессалины советует это своей дочери; Аттик извещает свою семью о своей скорой смерти; ритор Альбуций Сил произносит речь перед народом и излагает причины, которые определили его решение свести счеты с жизнью; Кокцей Нерва убивает себя назло Тиберию; Фразеас являет собой пример, который приводит в восхищение Тацита.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: