Александр Дюма - Цезарь

Дион Кассий называет другую причину, которая нравится нам больше; он говорит, что тот, кого только что объявили богом, в тот день имел расстройство желудка, и боялся, поднявшись, явить свою очевидную принадлежность к роду человеческому.

Он сам, Цезарь, оправдывался боязнью эпилептического припадка.

Наконец, в другой день, – в день Луперкалий, который некогда был праздником пастухов, но в который в эти времена молодые люди из лучших домов Рима и большинство магистратов бегали нагими по городу с кожаными ремнями в руках, и стегали ими всех без разбору, кто попадался им на пути, – в тот день Цезарь, сидя на своем золотом кресле, присутствовал на празднике.

Это золотое кресло упоминается довольно часто: дело в том, что золотые кресла были предназначены для религиозных церемоний.

Итак, Цезарь, сидя на золотом кресле, присутствовал на этом празднике, когда Антоний, который в качестве консула принимал участие в священном беге, приподнялся на руках своих друзей и протянул ему диадему, обвитую лаврами.

Несколько человек, специально поставленных для этого, захлопали в ладоши. Но Цезарь оттолкнул подношение, и рукоплескания раздались отовсюду. Тогда Антоний протянул ему венец второй раз, при поддержке все тех же сообщников; но и во второй раз Цезарь ответил жестом отказа, и на этот раз рукоплескания зазвучали еще громче.

– Отнесите этот венец на Капитолий, – сказал Цезарь, вставая.

Несколько дней спустя поклонники Цезаря, не сумев увенчать его самого, увенчали его статуи; но два народных трибуна, Флавий и Марулл, вырвали у них из рук эти венцы и, разыскав тех, кто первыми приветствовал Цезаря царем по возвращении из Альбы, велели арестовать их и препроводить в тюрьму.

Народ шел следом за магистратами, хлопая в ладоши и называя их Брутами, в память старшего Брута, который положил конец монархии и передал власть царей в руки народа.

Цезарю доложили об этих высказываниях народа.

– Бруты? – повторил он. – Они имели в виду глупцы (brutus) , и ничто другое!

Что же касается тех двух трибунов, то он их разжаловал.

Но это не обескуражило его друзей. В книгах Сибилл они отыскали пророчество, что только царь сможет одолеть парфян. Так что если Цезарь намерен предпринять парфянскую войну, ему следует сделаться царем, или он рискует сложить там голову, как это случилось с Крассом.

Впрочем, от пожизненной диктатуры до царской власти был всего один шаг.

Что касается Рима, то он едва ли заметил бы разницу. Разве и так он уже не имеет вид царства Востока? Разве Цезарь не бог, как азиатские владыки? Разве он не имеет своего жреца Антония? Антония, который шагает рядом с императорскими носилками, и, засунув голову под балдахин, смиренно спрашивает приказаний своего повелителя?

Вы полагаете, что все это возмущает народ? Нет, только аристократию. Вы полагаете, что Цезарь был убит за эти преступления? Нет, по-нашему, сто раз нет! Почему же он был убит? Я думаю, что смогу вам ответить.

Кассий, завистник Кассий, был обижен на Цезаря за то, что тот дал Бруту более почетную претуру, чем ему, и за то, что во время гражданской войны Цезарь, проходя через Мегары, забрал львов, которых он там выкармливал. Убить или забрать чьих-либо львов, это означало нанести смертельное оскорбление!

Единственные три человека, которых Цезарь не простил, – он, который прощал всех на свете, – были юный Луций Цезарь и два других помпеянца, которые убили своих вольноотпущенников, своих рабов и своих львов.

У нас каждый маркиз желал иметь пажей; в Риме каждый патриций желал иметь львов.

«Увы! – говорит Ювенал, – поэт все-таки ест меньше!»

Кассий отправился к Бруту. Он нуждался в порядочном человеке, чтобы предложить ужасное дело, которое он обдумывал.

О великий Шекспир! Как ты понял все это, ты, лучше, чем все наши бедные преподаватели истории! – перечитайте у великого английского поэта эту сцену между Кассием и Брутом.

Если бы Брут спокойно дождался смерти Цезаря, он стал бы его естественным преемником. Быть может, он вернул бы Риму свободу без настояний Кассия; но Брут ненавидел лишь тиранию, тогда как Кассий ненавидел тирана.

Впрочем, один-единственный штрих покажет вам, что такое Кассий. Будучи ребенком, Кассий посещал ту же школу, что и Фавст, сын Суллы. Однажды Фавст принялся превозносить своего отца перед своими юными товарищами, и восторгаться абсолютной властью, которой тот пользовался.

Кассий, который слушал его со своего места, поднялся, подошел к нему и дал ему пощечину.

Ребенок побежал жаловаться своим родителям, которые хотели преследовать Кассия в судебном порядке; но Помпей вмешался, и позвал детей к себе, чтобы расспросить их.

– Ну-ка, – потребовал Помпей, – расскажите мне, как все произошло.

– Давай, Фавст, – сказал Кассий, – повтори перед Помпеем, если посмеешь, те слова, которые стоили тебе первой пощечины, чтобы я дал тебе вторую.

Брут имел широкую душу, но узкий ум. Он принадлежал к школе стоиков и был большим почитателем Катона, на дочери которого он женился. У него была странная потребность в мучительных усилиях и жестоких жертвах; он ненавидел Помпея, который так жестоко, так варварски убил его отца, но мы видели, что он присоединился к Помпею в Греции и сражался за него в Фарсале.

По возвращении в Рим Цезарь доверил ему самую важную провинцию империи – Цизальпинскую Галлию. Брута грызла совесть: он не мог ненавидеть Цезаря.

Кассий попробовал было провернуть все без Брута; у него ничего не вышло. Он обошел всех своих друзей одного за другим; каждому из них он изложил свой план заговора против Цезаря, и каждый из них ответил ему:

– Я в деле, если Брут согласится руководить нами.

Как мы уже сказали, Кассий отправился к Бруту.

Эти два человека были в ссоре; как мы, опять же, уже сказали, они домогались одной и той же должности, и, когда каждый из них представил свои права:

– Кассий прав, – сказал Цезарь; – но все-таки я назначаю Брута.

Кассий сам отошел тогда, и Кассий сам вернулся: Брут протянул ему руку.

– Брут, – спросил Кассий – после первого обмена любезностями, не намерен ли ты появиться в сенате в день мартовских календ? Я слышал, что в этот день друзья Цезаря должны предложить для него титул царя.

Брут покачал головой.

– Нет, – сказал он, – я не пойду.

– Но все-таки, если нас позовут? – продолжал Кассий.

– Тогда, – сказал Брут, – это будет моим долгом пойти туда.

– А если свобода будет под угрозой?

– Я клянусь умереть прежде, чем она испустит дух.

Кассий пожал плечами.

– Э! какой же римлянин, – сказал он, – согласится на твою смерть? Неужели ты не знаешь, кто ты такой и чего ты стоишь, Брут?