Александр Дюма - Цезарь

Два его легата, Октавий и Кассий, сделали все, что могли, чтобы вернуть Крассу присутствие духа; но, видя, что это напрасный труд, они решили действовать без него.

Они собрали центурионов и командиров отрядов; они спросили мнение каждого, и большинство из них высказалось за то, чтобы немедленно и без шума снять лагерь и отступить.

Если верно сориентироваться, отсюда было не более пяти часов ходу до Карр.

Одному из командиров конницы, по имени Игнатий, было поручено разведать местность с тремя сотнями всадников; он знал дорогу и отвечал за то, чтобы армия, если она последует за ним, не сбилась с верного пути. Он и его люди вскочили на лошадей и покинули лагерь.

Но случилось то, что и предвидели: раненые обнаружили, что их оставляют на произвол судьбы; они закричали, и их вопли тут же внесли сумятицу в ряды тех, кто был цел и невредим.

Ехавшие впереди, заслышав эти крики, вообразили, что парфяне вторглись в лагерь римлян и теперь преследуют их. Игнатий и три сотни его людей пустили лошадей в галоп.

К полуночи они прибыли к Каррам.

Но их страх был так велик, что даже городские стены не показались им достаточно надежным укрытием. Они лишь проскакали вдоль городской стены, крича часовым:

– Скажите Копонию, вашему командиру, что между Крассом и парфянами идет большое сражение.

И не сказав больше ни слова, они продолжили свой путь, достигли моста, и оставили реку между собой и неприятелем.

Копонию доложили о том, что случилось, и передали ему слова, которые бросили, казалось, не люди, а пролетавшие мимо духи ночи. Тогда он понял, что сообщение оставили те, кто спасался бегством.

После этого он приказал своему войску взять в руки оружие, велел открыть ворота и выступил из города на расстояние примерно в один лье в ту сторону, откуда, по его предположениям, должны будут возвращаться остатки армии Красса в случае поражения.

Парфяне заметили отступление римлян; и, однако же, они не стали их преследовать. Варварам вообще свойственно это уважение к ночи, или, быть может, страх перед потемками. Казаки долгое время не осмеливались препятствовать нашим ночным переходам во время отступления из России; лишь утром они находили наши следы на снегу и пускались по ним в погоню. Так же было и с Крассом.

Едва рассвело, парфяне вошли в лагерь и перебили около четырех тысяч раненых, которых римляне не смогли унести с собой.

Кроме того, конница захватила в плен большое число бежавших, которые заблудились в темноте и разрозненно бродили по равнине.

Легат Варгонтей потерялся так вместе с четырьмя когортами.

С наступлением дня, увидев поблизости от себя неприятеля, маленькое войско отступило к небольшому холмику и собралось на нем.

И здесь, не имея возможности сделать ни шагу, ни вперед, ни назад, ни для нападения, ни для бегства, все эти четыре когорты были перебиты.

Только двадцать человек сумели объединиться и, в приступе отчаяния, ринулись с обнаженными мечами на варваров. Те, то ли от удивления, то ли из восхищения их отвагой, пропустили их. Эти двадцать человек, не ускоряя шага и не рассеиваясь, продолжили свой путь в сторону Карр, и прибыли в город, не встретив больше никакой опасности.

Красс и остальная армия пошли по следам Игнатия, и к четырем часам утра повстречались с войском, которое Копоний вывел навстречу римлянам. Копоний приютил в городе и генерала, и остаток его солдат.

Сурена не знал, по какой дороге пошел Красс; он ошибочно предположил, что только несколько беглецов укрылись в городе, а Красс с основной армией ушел из его рук. Должен ли он оставить в покое Карры и тех, кто спрятался за стенами города, и пуститься в погоню за Крассом, или должен поступить иначе?

Прежде чем принимать решение, следовало убедиться, что Красса в городе нет; тогда он отправил к Каррам своего парламентера, говорящего на двух языках, парфянском и латыни. Этот человек подъехал под стены города. Он должен был позвать Красса или, если Красса в городе нет, Кассия. На кто идет часовых он ответил, что он посланник сурены, и что он должен от его имени переговорить с римским генералом. Красса известили об этом.

Его уговаривали не встречаться с этим человеком; его убеждали, что следует остерегаться хитрости парфян, самых коварных из всех варваров; но Красс не желал ничего слушать. Не зная, что ему делать, он увидел в этом предложении шанс на спасение своей армии.

Несмотря на все предупреждения, Красс показался на городской стене. Кассий последовал за ним. Посланец сурены сказал им, что его повелитель хочет лично встретиться с Крассом.

Пока они обменивались по этому поводу несколькими словами, подоспели парфянские конники, которые знали Красса и Кассия в лицо; они тут же убедились, что это действительно римский полководец и его легат.

Удостоверившись, что они имеют дело с Крассом и Кассием, они сказали об этом парламентеру.

Тогда тот стал говорить, что сурена расположен решить дело переговорами, и что он согласен сохранить римлянам жизнь при условии, что они сделаются союзниками царя Орода, подпишут с ним договор и немедленно покинут Месопотамию.

– Генерал, добавил парламентер, считает это более выгодным и для римлян, и для парфян, чем доходить до последних крайностей.

Все это время вопросы задавал и отвечал на них Кассий. Когда переговоры дошли до этой точки, он повернулся к генералу, чтобы выслушать его приказ. Красс подал знак согласиться.

Тогда Кассий сказал, что они согласны, и спросил, каково будет место и время встречи. Парламентер сказал, что ответы на эти вопросы они получат в течение дня. Потом он развернул свою лошадь, поскакал к сурене и сообщил ему, что Красс и Кассий никуда не сбежали, и что они именно в Каррах.

Жители Карр впустили римлян против своей воли, и теперь были целиком на стороне их врагов. Таким образом, парфяне могли надеяться, что ни один из римлян, находящихся в городе, не уйдет от них. Тогда сурена не стал больше притворяться.

На следующий день, едва рассвело, он уже был со своими парфянами под стенами города, и эти парфяне начали осыпать римлян бранью.

– Если вы хотите сдаться, – кричали они им, – если вы действительно так дорожите вашей жизнью, как вы доказали, все время убегая от нас, мы не позволим вам сдаться и не оставим вас в живых, если вы не выдадите нам Красса и Кассия, закованных в цепи.

Римляне подавленно выслушивали эти оскорбления. Они понимали, что не могут довериться жителям города; они чувствовали, что каждый камень его мостовых таит в себе предательство.

Красс пытался вселить в них какую-то надежду: он говорил им об Артабазе и о помощи армян – той самой помощи, которую они так презрительно отвергли в день благополучия, и которую так оценили в день невзгод.