Георг Борн - Бледная графиня

Графиня увидела, какое впечатление на суд произвело выступление доктора, и поняла, что надо действовать решительно, – иначе все пропало.

– Господин председатель! – гордо заявила она, поднимаясь со своего места. – Я горячо желаю скорейшего разрешения этого запутанного дела. Полагаю, что существует единственный способ узнать, наконец, истину. Этот способ – достать из пропасти тело моей дочери, которое наверняка покоится там до сих пор. Я берусь сделать невозможное, берусь поднять тело из пропасти, чего бы мне это ни стоило, лишь бы пролить свет истины. Через неделю прошу господ судей собраться в том месте, где упала в пропасть моя несчастная дочь.

После короткого совещания судьи согласились на предложение графини, и заседание было закрыто.

К тяжким ударам судьбы, которые обрушились на несчастную Лили, прибавился еще один – известие о тяжелой ране, угрожающей жизни ее дорогого Бруно.

Этот удар был, пожалуй, самым ужасным. Она чувствовала себя одинокой и беззащитной. Доктор Гаген старался всеми силами утешить и ободрить ее, но он все-таки был для нее чужим человеком, хоть и выходил ее после тяжелой болезни. Разве могла она постоянно рассчитывать на его заботу и гостеприимство?

С каким беспокойством и страхом ожидала она известий о состоянии здоровья Бруно!

Его рана была очень опасной, так что доктор Мюллер, не доверяя своим силам, пригласил на консилиум Гагена. С тех пор доктор Гаген ежедневно бывал в лечебнице, где находился асессор.

Однажды он возвратился домой мрачнее и озабоченней обычного.

Лили с тревогой спросила:

– Ему хуже?

Доктор Гаген пожал плечами.

– Не хуже, но и не лучше. Неопределенное состояние между жизнью и смертью, в котором и вы недавно находились.

– Боже мой! – воскликнула Лили, заламывая руки. – Неужели он умрет? Что будет тогда со мной? Я не переживу этого.

– Успокойтесь, графиня, прошу вас, – сказал доктор. – Не надо отчаиваться. Ведь я около вас.

– О, вы так добры! Я это чувствую. Но Бруно…

– …вам ближе, – докончил за нее доктор. – Понимаю и не смею обижаться на вас. Знаю, что вас связывают узы чистой, глубокой любви, и тем не менее возьмите себя в руки.

– Вы принесли мне печальные новости? Неужели…

– Нет-нет, пока еще ничего непоправимого не произошло. Я даже могу отвести вас к нему, тем более что он тоже этого хочет, но должен просить вас быть как можно хладнокровнее. Всякое волнение опасно для его жизни.

– Что бы ни случилось, обещаю вам, что ничем не выдам своих переживаний. Видите, я уже спокойна…

– В таком случае, пойдемте прямо сейчас, – сказал Гаген.

Спустя некоторое время они уже были в палате раненого.

Лили чувствовала, что ее привели проститься. Сердце девушки готово было разорваться от боли, но она всеми силами сдерживалась, помня свое обещание доктору.

– Лили, дорогая моя… – раздался слабый голос Бруно.

Он лежал один в палате – с перебинтованной головой, бледный, худой, истощенный. Куда подевались его сила и здоровье!

– Как ты страдаешь, мой Бруно, – прошептала Лили, беря его за руку. Больше она не могла говорить, слезы градом хлынули из ее глаз.

– Мне хотелось увидеть тебя, – проговорил он. – Боюсь, что еще долго придется пролежать здесь, если…

Он не договорил, но это «если» наполнило ужасом и горем душу Лили.

– Ты хочешь меня покинуть? – воскликнула она, падая перед ним на колени. – О, зачем ты не берешь меня с собой!

– Успокойся, Лили, не убивайся так. Нам нужно переговорить о деле, а силы мои на исходе, – сказал Бруно. – Меня беспокоит, что я не могу защитить тебя теперь, когда помощь особенно необходима. Мой друг Гаген обещал сделать для тебя все возможное, но все-таки мне тяжело быть прикованным к постели в то время, когда в определенной степени решается твоя судьба… Ты сама много страдала… Не вини меня в случившемся. Не в моей власти было перебороть судьбу… Смерть страшна мне только потому, что я должен оставить тебя одну на всем белом свете… Но успокойся же, ради Бога, успокойся…

– Нет! Не хочу. Этого не может быть! – в отчаянии восклицала Лили, забыв о своем обещании доктору держать себя в руках. – Небо не должно быть к нам так жестоко. Заклинаю вас, – обратилась она к Гагену, – скажите мне правду, ведь спасенье еще возможно, не так ли? Не отнимайте у меня последней надежды.

– Конечно, возможно, – ответил Гаген. – Пока в человеке теплится хоть искорка жизни, отчаиваться нельзя. Я часто видел, как Бог спасал тех, кто был уже приговорен людьми.

– Слышишь, Бруно? – сказала Лили с печальной улыбкой. – Я буду день и ночь молить Бога, чтобы он не отнимал у меня последнюю опору в жизни, мое счастье.

– Послушай и ты меня, Лили, – через силу произнес Бруно. – Я должен многое сказать тебе и доктору Гагену. Я знаю, в каком положении дело, знаю, что графиня по-прежнему не желает признавать тебя. Понимаю, что мое отсутствие было для тебя большой потерей. Единственное, что меня утешало, это мысль о том, что ты находишься под защитой этого благородного человека, – продолжал он, протягивая руку доктору. – В замке ты была бы обречена. Не зря ведь этот Митнахт столкнул тебя в пропасть.

– Все очень просто объяснить, – заметил Гаген, – если вспомнить, что графиня была особенным образом связана с Митнахтом задолго до своего появления в замке.

– Это очень важно для нас? – спросила Лили.

– Не так важно, как это может показаться вначале, – сказал Гаген. – Мы можем делать предположения, кому-то верить, кому-то не верить, но нужны веские доказательства. Только они имеют ценность в суде.

– Теперь все дело в том, – сказал Бруно, обращаясь к Лили, – чтобы отыскать твою молочную сестру Марию Рихтер. Ее показания для нас важнее всего. Именно она должна быть решающим свидетелем. Если ее не удастся разыскать и привезти, мы проиграем, и тогда произойдет самое невероятное: слово графини лишит тебя не только твоих прав, но и твоего имени.

– Да, вы правы, – подтвердил доктор. – Именно так и произойдет. В этом не приходится сомневаться.

– Я понимаю, милый Бруно, показания Марии были бы очень важны, но где же ее найти? Она, как говорят, уехала более четырех недель назад. О, если бы она оказалась здесь!..

– Может быть, удастся ее отыскать и привезти сюда, – сказал Бруно слабеющим голосом. – Боже мой, и я ничего не могу сделать, ничем не могу помочь. Мне остается только мучиться, сознавая собственное бессилие.

– Предоставьте это мне, – сказал Гаген. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы отвести опасность от головы молодой графини. Послужить правому делу – мой священный долг.

– Благодарю вас… – прошептал Бруно. – Теперь я могу спокойно умереть…