Юрий Рябинин - Твердь небесная

Мамино увлечение спиритизмом было для Тани такой же болью, таким же унижением в глазах окружающих, как для Лены страсть ее простоватой матушки Наталии Кирилловны к показной роскоши, особенно к модным туалетам. Таня относилась к этому как к чему-то постыдному, порочному, вроде визитов к гадалке. Велев девушке позвать ее, когда гости разойдутся, она прошла в свою комнату.

Бывший ее уютный, обжитой уголок поразил теперь Таню безжизненностью, неодушевленностью, даже большею, чем это в целом всегда было в квартире Казариновых. Паркет в комнате так блестел, что боязно было ступить на него – казалось, ноги разъедутся. Запах и тот изменился – здесь не пахло живым человеком. На бюро, за которым Таня прочитала сотни книг и исписала десятки тетрадей, не лежало ни единого предмета, – чернильного прибора с ее любимою карандашницей, вырезанной из ствола пальмы, и их не было. С особенно неприятным сожалением Таня отметила, что с бюро исчез ее портрет в овальной рамке, которую ей когда-то подарил папа ко дню ангела. Чувствовалось, что в родительском доме она уже членом семьи не считается.

Тане даже не захотелось присесть в этой теперь совершенно чужой для нее комнате. Она прошла к окну и тотчас грустно усмехнулась: пейзаж по ту сторону стекол практически не изменился, – на окнах в доме напротив висели те же занавески, стояла та же магнолия в кадке, на карнизе по-прежнему топталась стайка голубей, высматривая, не покрошит ли кто внизу хлебушка.

Через час к ней постучалась девушка и пригласила к Екатерине Францевне, – сеанс окончился, спириты разошлись.

Екатерина Францева была удивлена неожиданному визиту дочки. Она начала расспрашивать ее: что случилось? почему без предварительного телефонного звонка? знает ли Антон Николаевич о самостоятельном выходе жены в гости? Это были для Тани вопросы очень неудобные и несвоевременные. Поэтому, быстро, коротко и невразумительно что-то на них ответив, она перешла к делу.

– Мама, послушай, что мне сегодня рассказали, – начала она, старательно придавая голосу веселый тон. – Мы же помогаем в госпитале с Капитолиной Антоновной и Наташей, я тебе говорила. Один раненый офицер – он в правую руку ранен – попросил меня помочь ему написать письмо. И, вообрази, что он поведал! CoincidencecTamusant! [30]Я так смеялась потом! Во время боя с японцами в какой-то деревне он чуть было не захватил в плен шпиона. Это русский человек, но он помогал японцам. Выдавал им там всякие наши военные секреты. И, представь себе, фамилия его – Казаринов!

Таня умолкла, улыбкой приглашая маму присоединяться к ее восторгу от этого анекдота. Но, увидев, что Екатерина Францевна остается в недоумении – для чего ей это было сообщено? и каков ответ от нее требуется? – Таня сама подсказала маме, как надо понимать ее рассказ.

– Ну это же не папа, – произнесла она уже не с восторгом, а скорее с надеждой. – Это какой-то другой господин по фамилии Казаринов…

Недоумение во взгляде Екатерины Францевны сменилось укоризненно-мученическим выражением: казалось, все услышанное от дочки было для нее тягостною, ненужною мелочью, лишними, обременительными сведениями. Она наконец ответила:

– Что бы папа ни делал, он все делает правильно. Не думай об этом, Таня!

– Да нет же, мама! – Таня просто-таки взмолилась от отчаяния, что ее не хотят внимательно выслушать, не желают вникнуть в смысл сказанного. – Ты не поняла: это совсем другой какой-то человек! Однофамилец! Не папа!

– Прошу тебя, не надо об этом думать, Таня! – тоже с мольбой в голосе проговорила Екатерина Францевна. – Ступай к мужу. Тебе нужно быть при муже. Не думай о пустом.

Визит к маме нисколько не успокоил Таню. Напротив, еще более усилил ее сомнения. Она теперь была совсем сбита с толку: что же имела в виду сказать мама? – она своим обычным бескомпромиссным мужепочитанием опровергла дочкину скрытую тревогу или подтвердила ее? Понимать можно было и так и так. Или вообще никак.

Таня с большою неохотой, с досадой поймала себя на мысли, что, пересказывая маме услышанную утром от раненого офицера историю, она не только откровенно лукаво преподнесла ее как забавное недоразумение, но еще и не упомянула о Красном Кресте, сотрудником которого был тот Казаринов – герой ее повествования. А ведь это обстоятельство, по правде сказать, почти исключало какие бы то ни было щадящие толкования, – сколько всех Казариновых может служить в Маньчжурии в Красном Кресте? Расскажи она все как есть, не опуская неудобных подробностей, вряд ли мама стала бы обманываться на счет этого человека, как пытается обманываться сейчас сама Таня. Впрочем, мама в любом случае ответит: что бы папа ни делал, он все делает правильно.

Не добившись от визита к маме желаемого утешения, Тане ничего не оставалось, как действительно идти к мужу и все ему рассказать, спросить его мнения.

Поехать теперь домой и дожидаться возвращения Антона Николаевича из службы у Тани не было терпения. Поэтому сразу с Арбата она отправилась на соседнюю с Таганкой Николоямскую – в Рогожский полицейский дом, где служил муж. Она была там прежде только однажды: вскоре после их женитьбы Антон Николаевич сам привел ее к себе в должность, чтобы показать, где именно он проводит свое урочное время, но, прежде всего, как догадалась Таня, имея в виду предъявить молодую супругу сотрудникам – тем, кто не присутствовал у них на свадьбе. Тогда же Антон Николаевич деликатно заметил, что вообще-то полицейский дом не место для праздных визитов посторонних лиц, в том числе и родственников сотрудников. Таня правильно поняла его слова, как предостережение о нежелательности возможных ее визитов на службу к мужу. Но сегодняшний случай был особенный.

Когда Антону Николаевичу доложили, что явилась его супруга, он немедленно сообразил, что причина, побудившая Таню к такому сюрпризу, чрезвычайная. А опыт в построении логических умозаключений мгновенно подсказал бывалому сыщику, какова же именно может быть эта причина. Значит, то, во что он в свое время не посвятил Таню, заботясь, как бы не нанести ей душевного потрясения, каким-то образом все-таки до нее дошло. И теперь ему придется объясняться.

Антон Николаевич распознал Танины намерения исключительно верно. И врасплох застигнут не был.

В этот раз Таня не стала мудрить, обманывать самое себя, и изложила услышанное случайно в госпитале слово в слово, акцентируя внимание именно на том, что упомянутый офицером преступник – сотрудник Красного Креста Казаринов, – очевидно, ее отец Александр Иосифович.

Антон Николаевич не столько слушал взволнованную речь растерянной и потому еще более очаровательной жены, сколько обдумывал свой ответ ей. Он ничуть не собирался оправдывать Казаринова или хотя бы как-то смягчить известные ему злодеяния своего бывшего друга. Но и огорошить жену – ровесницу его дочки – убийственным приговором ее отцу, а значит, и ей самой он тоже не собирался.