Вальтер Скотт - Айвенго (с иллюстрациями)

- Подкрепиться?- молвил Ательстан.- Я сегодня уже раз пять поел, а впрочем,не худо бы отведать вот этой сочной ветчины.Прошу вас, любезный сэр, выпить со мной кружку вина.

Гости,всё ещё не опомнившиеся от удивления,выпили за здоровье воскресшего хозяина дома, и он продолжал свой рассказ. Теперь слушателей у него было гораздо больше. Леди Эдит, сделав все нужные распоряжения, последовала за своим восставшим из гроба сыном. Вслед за ней набралось столько любопытных, сколько могла вместить тесная комната; остальные же столпились в дверях и на лестнице. Они подхватывали на лету то, что успевали услышать из рассказа Ательстана,и передавали дальше. Переходя из уст в уста, история окончательно искажалась и доходила до ушей толпы,собравшейся на дворе замка, в неузнаваемом виде. Между тем Ательстан продолжал рассказ о своём освобождении:

- Кое-как вывернув железную скобу, я с трудом вылез из подвала, потому что цепи были тяжёлые,а я совсем ослабел от такого поста. Долго я бродил наугад, но весёленькая песенка привела меня в то помещение, где почтенный пономарь служил молебен чёрту с каким-то здоровенным монахом в сером балахоне с капюшоном- больше похожим на вора,чем на духовную особу.Я появился внезапно, в могильном саване, под звон цепей- сущий выходец с того света. Оба остолбенели,но когда я кулаком сшиб с ног пономаря, его собутыльник замахнулся на меня тяжёлой дубиной.

- Бьюсь об заклад, что это был наш отшельник! - сказал Ричард Уилфреду Айвенго.

- А хоть бы сам чёрт, мне всё равно,- сказал Ательстан.- По счастью, он промахнулся,а когда я подступил, чтобы сцепиться с ним, он бросился бежать.В связке ключей,что висели у пономаря на поясе, я нашёл один, которым отомкнул кандалы и так освободился от цепей. Думал было той же связкой вышибить мозги у этого мерзавца, да вспомнил, что он усладил мою неволю куском пирога и флягой вина, и пожалел.Дал я ему несколько хороших пинков и оставил валяться на полу;потом,захватив кусок жареного мяса и кожаную флягу с вином, которым угощались преподобные отцы, я поспешил в конюшню. Там, в отдельном стойле, я нашёл моего лучшего скакуна, очевидно припрятанного почтеннейшим аббатом для себя, и помчался сюда со всей быстротой, на какую была способна лошадь. Народ в ужасе разбегался, принимая меня за привидение, тем более что я, из опасения быть узнанным, надвинул колпак савана на лицо. Меня и в собственный замок не впустили бы, если б не подумали, что я помощник фокусника, который потешает народ во дворе замка,что довольно странно,принимая во внимание, что они тут собрались на похороны хозяина… Дворецкий вообразил, что я нарочно так нарядился для участия в представлении, и пропустил меня в замок. Я явился к матушке и наскоро перекусил, а потом отправился искать вас, мой благородный друг.

- И застаёшь меня, - сказал Седрик, - готовым немедленно взяться за осуществление наших смелых замыслов, касающихся завоевания чести и свободы. Говорю тебе: ещё ни одна утренняя заря не была так благоприятна для освобождения саксонского племени, как заря завтрашнего дня.

- Пожалуйста,не толкуй мне о том,что кого-то нужно освобождать,- сказал Ательстан. - Спасибо, что хоть сам-то я освободился. Для меня теперь важнее всего хорошенько наказать подлеца аббата. Повешу его на самой верхушке конингсбургской башни как есть- в стихаре и в епитрахили, а если его жирное брюхо не пролезет по лестнице, велю втащить его по наружной стене.

- Но, сын мой,- сказала леди Эдит,- подумай о его священном сане!

- Я думаю о своём трехдневном посте,- отвечал Ательстан,- и жажду крови каждого из них.Фрон де Беф сгорел живьём,а виноват был меньше их, потому что кормил своих пленников вполне сносно, если не считать, что в последний раз в похлёбку положили слишком много чесноку. Сколько раз эти лицемеры и неблагодарные рабы сами напрашивались ко мне на обед, а мне даже не дали пустой похлёбки и головки чесноку! Всех казню, клянусь душой Хенгиста!

- Но римский папа, мой благородный друг… - начал Седрик.

- А хоть бы и сам сатана, мой благородный друг,- перебил его Ательстан. - Казню, да и только! Будь они самые лучшие монахи на земле, мир обойдётся и без них.

- Стыдись, благородный Ательстан!- сказал Седрик.- Стоит ли заниматься такими ничтожными людишками, когда перед тобой открыто поприще славы! Скажи вот этому норманскому принцу, Ричарду Анжуйскому, что хоть у него и львиное сердце, но он не вступит без борьбы на престол Альфреда, пока жив потомок святого Исповедника, имеющий право его оспаривать.

- Как!- воскликнул Ательстан.- Разве это - благородный король Ричард?

- Да,это Ричард Плантагенет,-отвечал Седрик,- и едва ли следует напоминать тебе, что он добровольно приехал сюда в гости,- следовательно, нельзя ни обидеть его, ни задержать в плену. Ты сам хорошо знаешь свои обязанности по отношению к гостям.

- Ещё бы мне не знать!- сказал Ательстан.- А также и обязанности верноподданного: от всего сердца свидетельствую ему свою верность и готовность служить.

- Сын мой, - воскликнула леди Эдит, - подумай о твоих королевских правах!

- Подумай об английских вольностях, отступник! - сказал Седрик.

- Матушка,и вы,друг мой,оставьте ваши попрёки,- сказал Ательстан. - Хлеб, вода и тюрьма- великолепные укротители честолюбия. Я встал из могилы гораздо более разумным человеком, чем сошёл в неё. Добрую половину этих тщеславных глупостей напел мне в уши не кто иной,как тот же вероломный аббат Вольфрам,а вы теперь сами можете судить, что он за советчик. С тех пор как начались эти планы и переговоры,я только и знал,что спешные поездки, плохое пищеварение, драки да синяки, плен и голодовку. К тому же я знаю, что всё это кончится избиением нескольких тысяч невинных людей. Говорю вам: я хочу быть королём только в своих собственных владениях и нигде больше! И первым делом моего правления будет повесить аббата.

- А как же Ровена?- спросил Седрик.- Надеюсь, ты не намерен её покинуть?

- Эх,отец Седрик,будь же благоразумен!- сказал Ательстан.- Леди Ровена ко мне совсем не расположена. Для неё один мизинец перчатки моего родственника Уилфреда дороже всей моей особы. Вот она сама тут и может подтвердить справедливость моих слов.Нечего краснеть,Ровена: нет ничего зазорного в том, что ты любишь пригожего и учтивого рыцаря больше, чем деревенского увальня франклина. И смеяться тоже нечего,Ровена, потому что исхудалое лицо и могильный саван вовсе не заслуживают смеха. А коли непременно хочешь смеяться,я найду тебе более подходящую причину.Дай мне руку,или,лучше сказать,ссуди её мне,так как я прошу её по дружбе. Ну вот, Уилфред Айвенго, объявляю, что я отказываюсь… Эге, клянусь святым Дунстаном, Уилфред исчез. Неужто у меня от истощения всё ещё в глазах рябит? Мне казалось, что он сию минуту стоял тут.