Александр Бушков - Тень над короной Франции

Когда он поставил лошадь в конюшню и направлялся ко входной двери в неотступном сопровождении Планше с мушкетом, навстречу ему двинулся от тумбы ворот молодой человек в кожаном камзоле и шляпе с пушистым белым пером — наряде, который сам д'Артаньян носил совсем недавно. Правда, гвардеец этот ему был положительно незнаком.

Учитывая все сегодняшние события, нет ничего странного в том, что д'Артаньян, держа руку поближе к шпаге, окинул улицу подозрительным взглядом, но нигде не увидел притаившихся злодеев, никто не торопился нападать на него скопом, вечерняя улица была на удивление тиха, безмятежна и пуста…

— Я имею честь видеть шевалье д'Артаньяна? — спросил незнакомец, кланяясь со столичной непринужденностью.

— Совершенно верно, сударь, — вежливо ответил гасконец, не переставая, впрочем, зорко озирать улицу. Ему не понравилось, что молодой человек держался столь скованно и напряженно, что это ощутил бы и менее чуткий человек, не говоря уж о д'Артаньяне, чьи нервы были напряжены до предела…

— Мое имя шевалье де Невилет, — сообщил незнакомец, беспокойно озираясь. — У меня к вам чрезвычайно важное дело, которое не терпит отлагательства… Мы можем подняться к вам?

— Разумеется, — сказал д'Артаньян. — Прошу вас, сударь, идите вперед…

Он смотрел в оба, но, оказавшись на лестнице, умерил подозрительность — уж с однимединственным злоумышленником, да еще у себя дома, где, как известно, и стены помогают, он как-нибудь справится. Шпага при нем, на стене висит целая коллекция трофейных, есть заряженные пистолеты, поблизости верный Планше…

— Вина? — предложил д'Артаньян на правах радушного хозяина.

— Не откажусь, сударь…

Молодой человек единым махом осушил свой стакан — с видом не закоренелого пьяницы, а опять-таки крайне взволнованного человека.

— Выпейте еще, — сказал д'Артаньян непринужденно. — Мне чудится, любезный де Невилет, или вы в самом деле чем-то ужасно расстроены? Ба, да вы места себе не находите…

— Вы правы, — с принужденным смешком признался странный гость. — Даже не знаю, с чего начать…

— Знаете что? — спросил д'Артаньян. — Начните с самого начала. Это, право же, отличнейший способ, дальше все пойдет, как по писаному, можете мне поверить… Великолепный способ, я его давненько предпочитаю всем прочим… Черт побери, начните же с начала!

— Вы полагаете? — нервно спросил гость.

— Честное слово! — заверил д'Артаньян. — самый лучший способ!

— Дело в том, господин д'Артаньян, что обстоятельства сложились так… что именно я обязан вас убить…

Школа кардинала — великая школа. Д'Артаньян не двинулся с места, не пошевелился даже, но молниеносно окинул взором и комнату, и гостя, и его шпагу, прикинул мысленно не менее трех вариантов как нападения, так и защиты. И после этого спросил самым непринужденным, даже добродушным тоном, напоминавшим мурлыканье любимого кардинальского кота:

— Дорогой господин де Невилет, а не объясните ли, откуда вдруг у вас возникло подобное желание? О, я человек достаточно широких взглядов и соглашусь, что подобное желание с некоторых точек зрения вполне понятно и объяснимо, хотя сам я, как вы, должно быть, понимаете, отношусь к нему без малейшего восторга, как сторона, безусловно, крайне пристрастная… Я признаю за вами право желать меня убить…

— Да что вы! — воскликнул гость растерянно. — я вовсе не питаю такого желания…

— Как выразился бы мой наставник и покровитель кардинал Ришелье, интрига приобретает интерес… — протянул д'Артаньян. — По-моему, дело запутывается. Сами вы вовсе не горите стремлением меня убить, но обязаны, понимаете ли… Вам кто-то приказал?

— Можно и так сказать…

— Послушайте, дражайший де Невилет, — сказал д'Артаньян, не настроенный разгадывать шарады и ребусы, в противоположность своему доброму знакомому Рене де Карту, коему без этого и жизнь не мила, — вам не кажется, что вы ведете себя странно?

— Простите!

— Нет уж, это вы меня простите! — живо воскликнул д'Артаньян. — У меня был чертовски трудный день, и я устал, как добрая дюжина дровосеков, только и мечтаю об отдыхе. Тут являетесь вы и начинаете разводить загадки вокруг намерения меня убить. Я согласен, тема довольно серьезная, а я — лицо заинтересованное, и все же… если вы намерены меня убить — что ж, попробуйте прямо здесь и сейчас! Если у вас что-то другое на уме — выкладывайте, черт возьми! Прикажете ломать тут с вами голову всю ночь? Нет уж, увольте!

Он уже убедился, что взял верный тон — напористый, даже резкий. Очень похоже, его загадочный гость не обладал ни особенной отвагой, ни выдающейся хитростью, все в нем выдавало человека нерешительного, волею случая замешавшегося в дело, от которого он теперь с удовольствием открестился бы. Д'Артаньян с некоторых пор полагал себя недурным знатоком интриг и заговоров. А потому продолжал, видя, что незнакомец на глазах приходит в совершеннейшее отчаяние, что выражалось в заламывании пальцев украдкой и ерзанье на стуле:

— Послушайте, любезный де Невилет… Такими вещами не шутят, особенно когда речь идет о людях, с равным умением пользующихся и шпагой, и услугами хмурых молодцов, обитающих в подвалах Бастилии отнюдь не в качестве заключенных…

Упоминание о Бастилии и вовсе добило гостя — он плаксивым тоном возгласил:

— Можете мне поверить, я хорошо понимаю, что такое дворянская честь!

— Ну вот и прекрасно, вот и отлично… — тоном опытного исповедника сказал д'Артаньян. — Облегчите же душу, душевно вас прошу, а то я могу и рассердиться, знаете ли…

— Изволите видеть, сударь, я служу в рейтарах… Там, где совсем недавно имели честь служить вы, пока не получили повышение… В роте только и разговоров о вашей Фортуне… словом, мы с вами, можно смело сказать, сослуживцы. Только я два последних месяца провел в Нанте у родителей, ради поправления расстроенного здоровья. Так что мы не могли встречаться в роте… Когда я вернулся, ко мне пришел сержант Росне, вы ведь его знаете…

— Да, — сказал д'Артаньян. — Как редкостного прохвоста и выжигу, по которому тюрьма плачет, такое мое твердое убеждение.

— Совершенно справедливо, шевалье! Редкостный прохвост! Но так уж сложилось, что я впал в лютое безденежье. Из дома мне ничего не присылают, жалованье задерживают постоянно, у меня накопились нешуточные долги…

— Короче!

— Не знаю, известно ли вам это, но Росне входит в кружок людей, занимающихся в Париже примерно тем же ремеслом, каким в Италии занимаются те, кого называют «браво»…

— Черт возьми, я об этом и не подозревал! — сказал д'Артаньян. — Но нисколечко не удивлюсь. Он, значит, тоже… Такое имя им вовсе не подходит — вся их бравада состоит лишь в том, чтобы хладнокровно убить человека, особенно когда их шестеро против одного и они могут сделать это, не подвергаясь опасности… И что было дальше?