Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас

— Я в отчаянии, — последовал дерзкий ответ. — Должны ли мы продолжать нашу беседу?

— Только не по личным вопросам. Есть кое-что еще, о чем вы можете догадаться хотя бы по тому, что я прибыл не один, а с вооруженным отрядом. Мне известно, что завтра утром невдалеке отсюда по пути в Ренн проследует конвой с оружием, боеприпасами и обмундированием для армии Шербура. Он движется под охраной целого полка «синих», который также пополнит шербурскую армию. Таким образом, потребуются значительные силы, чтобы справиться с ними. Мне нужна ваша поддержка, и я должен просить вас распорядиться, чтобы к рассвету ваши люди были под ружьем, готовые выступить к пункту, который я вам укажу.

Он говорил твердым, властным тоном, чтобы отмести малейшие возражения, каковые могли бы прийти на ум строптивому и склонному к противоречию Буарди. Поскольку Буарди молчал, а его красивое лицо было по-прежнему темным от гнева, Пюизе добавил после небольшой паузы:

— Вы слышали меня, господин де Буарди?

— Слышал, — наклонил голову, холодно ответил Буарди.

— В таком случае, будьте любезны отрапортовать мне на рассвете.

И, не дожидаясь ответа, граф повернулся к Кантэну:

— Вы пойдете со мной, господин де Шавере, и вы тоже, барон.

Пюизе вышел. На сей раз никто не осмелился задержать Кантэна, когда след за величественной фигурой графа он покинул хижину, где еще несколько минут назад смотрел в страшное лицо смерти.

За непродолжительное время, что Пюизе провел у Буарди, на краю прогалины, словно по волшебству, выросла трехстенная бревенчатая хижина площадью примерно в двенадцать квадратных футов. С энергией муравьев ее построили двадцать человек из числа сторонников графа, которые теперь при свете факелов заканчивали настилать кровлю из веток.

Войдя внутрь, Пюизе, Кантэн и барон увидели наскоро сколоченный стол и несколько табуретов. Охапки листьев и папоротника заменяли постели. Хижину довольно хорошо освещали два факела, вставленные в крепления на стенах.

Шуаны были мастерами таких построек, равно как и траншей для укрытия воинских отрядов в своих лесных цитаделях. Эти траншеи, вырытые на большую глубину и замаскированные ветками, дерном и листьями, почти никогда не удавалось обнаружить отрядам «синих», осмелившимся проникнуть в лес. Они помогают объяснить тайну шуанов, методы ведения ими партизанской войны: их внезапные появления в самых неожиданных местах и столь же внезапные исчезновения. Донесения о том, что они будто проваливались сквозь землю, были гораздо ближе к истине, нежели подозревали те, кто посылал подобные донесения.

Молодой человек в одежде шуана, чуть выше среднего роста, но плотный и широкоплечий, что говорило о его недюжинной силе, улыбаясь, встал навстречу вошедшим. Это был Жорж Кадудаль [86] Кадудаль, Жорж (1771–1804) — один из вандейских конспираторов. Он был одним из организаторов, вместе с Пишегрю и Моро, так называемого заговора «адской машины» против Первого Консула (Наполеона). , предводитель шуанов из Морбиана; славе, которой он уже пользовался среди сподвижников, в самом недалеком будущем суждено было возрасти еще больше.

— Взгляните на свою квартиру, мой генерал. Взмах моей волшебной палочки — и она выросла из земли. Еще взмах — и прибудет ужин, хотя я сомневаюсь, что он удовлетворит ваши аппетиты, — светлые глаза навыкате остановились на Кантэне. — Новичок?

Пюизе познакомил их, представив Кантэна как своего друга маркиза де Шавере. Это удержало Кадудаля от дальнейших вопросов, и он вышел поторопить лентяев, занимающихся ужином.

Наконец Кантэн смог выразить графу свою благодарность:

— Я обязан вам жизнью, господин граф.

— Откровенно говоря, истину такого рода слышишь не каждый день, — тон Пюизе, окрашенный мрачноватым юмором, несколько удивил Кантэна. — Нам обоим повезло, что я вовремя прибыл сюда. Я начинаю верить, что наделен даром все делать одновременно.

— Я нахожу в этом столь же малую удачу для вас, сударь, сколь великую для себя. Мое положение было ужасно.

— И выпутаться из него вам стоило бы куда большего труда, чем из сетей Буажелена.

Граф фамильярно положил руку на плечо Кантэна, посмотрел ему в лицо и грустно улыбнулся. Вспомнив об их расставании в Лондоне, молодой человек залился краской стыда тем более жгучего, что Пюизе, казалось, забыл об этом.

— Я восхищен вашей сообразительностью, — продолжал граф. — И клянусь душой, вы вели себя более достойно, чем вам кажется. Готов держать пари, что Буажелен — мерзавец, получивший по заслугам, — знал, что, устраняя вас, служит интересам своих любезных кузенов. Вскоре вы поймете, что вам придется немало побороться за наследство.

— Будь что будет, но все, вами сказанное, не объясняет, почему вы почитаете удачей свое прибытие сюда именно сегодня.

Вместо Пюизе на вопрос Кантэна неожиданно ответил Корматен:

— Своевременное прибытие позволило генералу составить правильное мнение о человеке, которого он намеревался сделать своим заместителем, пока сам он будет отсутствовать.

— Это не более чем ваше предположение, барон. Я давно раздумал вручать верховное командование на время моих отлучек одному из этих признанных вожаков. Ядовитая зависть друг к другу делает их недостойными доверия. Назначить одного — значит провоцировать гнев и дезертирство других. Это слишком рискованно. Именно так мы потеряли Вандею. Только слившись воедино, наши армии могут одержать верх над «синими» и положить конец Республике. Но поскольку Лекор не подчинился Шаретту, а Стоффле отказался выполнять приказы как того, так и другого, «синие» безо всякого труда разгромили их поодиночке. Такое не должно повториться, и если не допустить этого в моей власти, — а я надеюсь, так оно и есть, — то и не повторится. Но вот и Жорж с ужином.

Вновь появился Кадудаль, энергично толкая перед собой двоих крестьян; один из них нес деревянное блюдо с зажаренным на костре гусем, второй — две корзины: одну с несколькими ржаными хлебами, другую — с полудюжиной бутылок вина.

— Гусь тяжел, как лебедь, и сочен, как грудной младенец, а анжуйского столько, что он может поплавать в нем, — объявил Кадудаль зычным голосом. — Ужин подан, мой генерал. К столу, господа.

Табуреты поставили вокруг стола, и Кадудаль сел вместе с остальными. Он послал Буарди приглашение присоединиться к ним, но посланец вернулся и сказал, что господин де Буарди просит извинить его.

— Ну и пускай этот глупец дуется в своей палатке, если ему так нравится, — пожал плечами Пюизе.

— Аромат этого гуся способен поднять настроение и у обладателя более тонкого желудка, — поклялся Кадудаль. — Но его потеря — наша находка. В конце концов, что такое один гусь на пятерых?