Вальтер Скотт - Роб Рой

А скрыться для такого искусного пловца было нетрудно, раз ему удалось ускользнуть от преследователей в первом пылу погони. Одно время, правда, за ним гнались по пятам, и выпущено было много пуль, которые врезались в воду вокруг него. Эта сцена сильно напоминала охоту на выдру, как мне ее приходилось наблюдать в Осбалдистон-холле: выдра по необходимости время от времени поднимает нос над водой, чтобы сделать выдох и вдох, и в эти мгновения собаки ее замечают, но, отдышавшись, она снова уходит под воду и ускользает от них. Однако Мак-Грегор прибег к уловке, недоступной для выдры: он умудрился под носом у преследователей незаметно освободиться от пледа и пустил его плыть вниз по реке. Клетчатый тартан тотчас привлек всеобщее внимание; это навело многих всадников на ложный след и отвратило немало пуль и сабельных ударов от головы, для которой они были предназначены.

Как только беглецу удалось скрыться из виду, обнаружить его стало почти невозможно, потому что во многих местах к реке нельзя было подступиться из-за крутизны берегов или из-за густых зарослей ольшаника, березняка, тополей, которые, свесившись над водою, не позволяли всаднику приблизиться. Преследователям нередко случалось обознаться, многие из них попадали в беду, а надвигавшаяся ночь делала их задачу с каждой минутой все более безнадежной. Одних затягивало на реке в водоворот, и товарищам приходилось спешить на выручку, чтоб не дать им утонуть; другие, раненные в свалке пулей или ударом шпаги, взывали о помощи или грозили отомстить, — и раза два подобные случаи действительно приводили к драке. Наконец трубы заиграли отбой, возвещая, что командир, как ни было ему обидно, распростился на время с надеждой на крупную награду, так неожиданно ускользнувшую из его рук, и кавалеристы начали медленно и неохотно, перебраниваясь между собою, собираться в ряды. Я видел их силуэты, когда они выстраивались на южном берегу реки, рокот которой, еще недавно заглушаемый шумом ожесточенного преследования, хрипло звучал теперь, наперебой с грубыми, сердитыми и укоризненными голосами разочарованных всадников.

До сих пор я был безучастным, хотя и далеко не равнодушным зрителем необычайной сцены, происходившей на реке. Но вдруг я услышал возглас:

— А где же тот пришлый англичанин? Это он дал Роб Рою нож перерезать ремень.

— Изрубить негодяя в лапшу! — откликнулся чей-то голос.

— Продырявить ему пулей кочерыжку! — сказал другой.

— Вогнать ему клинок на три дюйма в грудь! — прогремел третий.

И я услышал сбивчивый топот копыт — несколько всадников поскакали в разные стороны с явным намерением исполнить свои угрозы. Я тотчас оценил положение и решил, что вооруженные люди, не знающие удержу в своих распаленных страстях, по всей вероятности, сперва застрелят или зарубят меня, а уж потом начнут разбираться, за дело или нет. Сообразив это, я соскочил с коня и, пустив его на волю, бросился в заросли ольшаника, полагая, что в надвигавшейся ночной темноте меня вряд ли найдут. Если б я находился поблизости от герцога и мог бы воззвать к его личному покровительству, я так и поступил бы, но он уже начал свой отход, и я не видел на левом берегу реки ни одного офицера достаточно высокого ранга, который мог бы оказать мне покровительство, если я сдамся ему. Между тем, подумал я, законы чести отнюдь не требуют, чтобы я при таких обстоятельствах рисковал жизнью. Когда сумятица понемногу улеглась и вблизи моего убежища уже не слышалось цоканья подков, моим первым побуждением было разыскать стоянку герцога и отдаться ему в руки в качестве благонамеренного подданного, которому нечего бояться правосудия, и чужеземца, который имеет все права на покровительство и гостеприимство. С этой целью я выбрался из своего тайника и осмотрелся.

Сумерки уже почти сменились темнотою ночи; на этом берегу Форта всадников оставалось немного или вовсе ни одного, а те, что перебрались уже через реку, давно ускакали, и я слышал только отдаленный стук копыт и протяжный, заунывный голос труб, который разносился по лесам, созывая отставших. Итак, я оказался здесь один и в довольно затруднительном положении: у меня не было лошади, а бурное течение реки, взбаламученной после суматошной сцены, которая недавно разыгралась в ее русле, и казавшейся еще мутнее в неверном и тусклом свете месяца, отнюдь не привлекало пешехода, который не привык переходить реки вброд и только что видел, как всадники при опасной переправе барахтались, погрузившись в воду до луки седла. Оставаясь же на этом берегу, я был бы вынужден после всех волнений истекшего дня и предыдущей ночи провести новую наступающую ночь al fresco, note 91на склоне одного из холмов Горной Страны.

После минутного раздумья я сообразил, что Эндрю Ферсервис, переправившийся через реку с остальными слугами, бесспорно последует своей дерзкой и наглой привычке всегда соваться вперед и не преминет удовлетворить любознательность герцога или других влиятельных особ касательно моего звания и положения в обществе; значит, мне не было нужды, во избежание каких-либо подозрений, спешить на ночную стоянку герцога, подвергаясь опасности утонуть в реке или, — даже если бы мне удалось благополучно выбраться на берег, — не нагнав эскадронов, сбиться с пути и, наконец, погибнуть понапрасну от шашки какого-нибудь отставшего ополченца, который решит, что такой молодецкий подвиг послужит оправданием его запоздалой явки. Поэтому я решил повернуть обратно к той корчме, где провел минувшую ночь. Приверженцев Роб Роя мне нечего было опасаться: он был теперь на свободе, и я не сомневался, что в случае встречи с кем-либо из его удальцов сообщение о побеге их вождя обеспечит мне покровительство. К тому же, вернувшись, я тем самым покажу, что не имел намерения покинуть мистера Джарви в его трудном положении, в которое он попал, в сущности, из-за меня. И, наконец, только в этих краях я надеялся узнать что-либо о Рэшли и о бумагах моего отца, — а ведь это и было основной целью путешествия, столь осложнившегося опасными приключениями. Итак, я оставил всякую мысль о том, чтобы ночью переправляться через Форт, и, обратившись спиной к Фрусскому Броду, тихо побрел к деревне Эберфойл.

Резкий ветер, временами напоминавший о себе шумным свистом и морозным дыханием, разогнал облака, которые иначе заночевали бы в долине, и хотя не мог окончательно рассеять туман, сбил его в расплывчатые, изменчивые клубы, которые то повисали на вершинах гор, то заполняли густыми и широкими полосами глубокие лощины там, где глыбы камня составной породы, или брекчии, сорвавшись некогда с утесов, стремительно скатывались в долину, оставляя каждый на своем пути расселину, схожую с руслом иссякшего потока. Луна, стоявшая теперь высоко, весело поблескивала в холодном воздухе и серебрила излучины реки и горные пики и кручи, покрытые туманом, меж тем как свет луны, казалось, поглощался белым руном тумана там, где он лежал густой и плотный, а более легким и слоистым его полосам придавал дымчатую прозрачность, напоминавшую тончайшее покрывало из серебряной кисеи. Как ни затруднительно было мое положение, это романтическое зрелище и живительное действие морозного воздуха поднимали мой дух и бодрили меня. Мне хотелось отбросить заботу, пренебречь опасностью, и я невольно начал насвистывать в такт своим шагам, которые должен был ускорить из-за холода. Я почувствовал, что пульс жизни бьется во мне более гордо и полно по мере того, как крепнет вера в собственные силы, мужество и находчивость. Я был так занят своими мыслями и теми чувствами, которые они возбуждали, что не слышал, как сзади меня нагоняли два всадника, пока они не поравнялись со мною, один слева, другой справа, и левый, осадив коня, не обратился ко мне по-английски: