Вальтер Скотт - Роб Рой

Неужели сам усерднейший служитель закона? Не кто иной, как мистер Джозеф Джобсон?

Так и оказалось: навстречу нам скакал в отчаянной спешке и, как тотчас выяснилось, в крайне дурном расположении духа мистер Джозеф Джобсон. Он подлетел к нам и осадил коня, когда мы уже хотели с легким поклоном проскакать мимо.

— Так, сэр, мисс Вернон… Гм! Гм! Вижу, вижу, — поручительство принято в мое отсутствие. Понимаю. Но я хотел бы знать, кто составил бумагу, только и всего. Если его милость намерен часто прибегать к такой форме судопроизводства, советую ему подыскать другого секретаря, потому что я, разумеется, подам в отставку.

— Но разве нет другого выхода, мистер Джобсон? — сказала Диана. — Судья мог бы предложить своему теперешнему секретарю не отлучаться ни на час. Кстати, мистер Джобсон, как вы нашли фермера Рутледжа? Надеюсь, он был в силах подписаться, приложить печать и передать вам завещание из рук в руки?

Этот вопрос, казалось, еще больше разжег бешенство законника. Он глядел на мисс Вернон с таким возмущением, с такой злобой, что я чуть не поддался искушению ударом хлыста выбить его из седла, и только мысль о его ничтожестве удержала меня.

— Фермер Рутледж, сударыня? — отозвался служитель закона, как только негодование позволило ему издать членораздельные звуки. — Фермер Рутледж находится в столь же добром здравии, как и вы. Его болезнь, сударыня, — обман, сплошной обман и подвох; и если вы не знали этого раньше, так знайте теперь.

— Вот тебе и на! — отозвалась мисс Вернон с видом крайнего и простодушного изумления. — Нет, вы шутите, мистер Джобсон!

— Отнюдь не шучу, сударыня, — возразил разгневанный писец, — мало того: доложу вам, что этот жалкий старый дуралей обозвал меня кляузником — кляузником, сударыня! — и сказал, что я пришел вынюхивать работу, сударыня, когда я имею не больше оснований выслушивать о себе такие вещи, сударыня, чем всякий другой джентльмен моей профессии, особенно ежели вспомнить, что я секретарь мирового суда и утвержден в этой должности согласно Trigesimo Septimo Henrici Octavi, а также Primo Gulielmi note 42— по первой статье статутов короля Вильгельма, сударыня, вечной памяти короля Вильгельма, бессмертного нашего избавителя от папистов и лженаследников, от деревянных башмаков и грелок, мисс Вернон.

— Да, скучная штука — деревянные башмаки, а грелка еще того скучнее, — ответила девушка, которой явно доставляло удовольствие распалять его ярость. — Приятно, что вы сейчас, по-видимому, не нуждаетесь в грелке, мистер Джобсон. Боюсь, дедушка Рутледж в своей неучтивости не ограничился руганью. Вы уверены, что он вас не побил?

— Побил, сударыня? Никто, — вскричал он запальчиво, — никто на свете меня не побьет, смею вас уверить, сударыня!

— Бьют, сэр, по заслугам, — сказал я, — ваша манера разговаривать с молодою леди так непристойна, что, если вы не измените тона, я не поленюсь собственноручно вас проучить!

— Проучить, сэр? .. И кого — меня, сэр? Вы знаете, кому вы это говорите, сэр?

— Да, сэр, — ответил я. — По вашим словам, вы секретарь здешнего мирового суда, а по разъяснению дедушки Рутледжа — кляузник. Ни то, ни другое не дает вам права дерзить молодой и знатной леди.

Мисс Вернон, положив руку мне на плечо, воскликнула:

— Оставьте, мистер Осбалдистон, я не допущу избиения мистера Джобсона. Я не настолько к нему благосклонна, чтоб разрешать вам коснуться его особы хотя бы кончиком хлыста: он на это ведь жил бы по крайней мере три месяца. К тому же вы и так достаточно задели его самолюбие — вы его назвали дерзким.

— Я не придаю значения его словам, мисс, — сказал секретарь, немного присмирев. — К тому же, «дерзкий» такое слово, за которое едва ли можно привлечь к ответу. Но «кляузник» — это злейшая клевета, и старик Рутледж поплатится за нее, как и все те, кто злорадно ее повторяет, нарушая тем самым общественное спокойствие, а лично меня лишая доброго имени.

— Не тревожьтесь, мистер Джобсон, — сказала мисс Вернон, — вы же знаете: где нет улик, там, как признает ваш собственный закон, сам король бессилен. Что же касается вашего доброго имени — право, я от всей души желаю вам счастья его утратить и жалею того бедняка, которому оно достанется в добычу.

— Превосходно, сударыня… пожелаю вам доброго вечера, сударыня, больше мне вам нечего сказать — разве только, что есть законы против папистов и что было бы хорошо для Англии, если б они строже соблюдались. Есть третье и четвертое постановление Эдуарда Шестого о католических антифонах, требниках, псалтырях, обрядных книгах, молитвенниках, о житиях, облатках для причастия и о лицах, имеющих в своем владении всяческие там дароносицы, мисс Вернон; и есть приказ о приведении папистов к присяге; и есть закон, осуждающий на каторгу непокорных католиков, — статут первый его величества ныне царствующего короля — да! — и о наказуемости слушания мессы: смотри статут двадцать третий королевы Елизаветы и том третий законов Иакова Первого, глава двадцать пятая. И многие поместья подлежат внесению в особые списки, многие купчие и завещания подлежат пересмотру, и по многим делам надлежит взыскивать удвоенный сбор согласно актам, предусматривающим…

— … смотри новое издание свода законов, тщательно пересмотренное и проредактированное Джозефом Джобсоном, джентльменом, секретарем мирового суда, — сказала мисс Вернон.

— А кроме того и прежде всего, — продолжал Джобсон, — скажу вам в предуведомление: вы, Диана Вернон, девица, не будучи femme couverte note 43, но будучи зато осужденной католичкой, отказывающейся от присяги, обязаны отправиться в свое жилище, притом наикратчайшей дорогой, дабы не пало на вас обвинение в государственной измене; и вы должны для переправы через воду добросовестно искать общественных паромов и не задерживаться там более, как на время одного отлива и прилива; а если в том месте вы не найдете парома, то вы должны ежедневно входить в воду по колена, пытаясь перейти вброд.

— Это, как я понимаю, нечто вроде епитимьи, налагаемой на меня протестантами за мои католические заблуждения? — рассмеялась мисс Вернон. — Хорошо. Благодарю вас за справку, мистер Джобсон. Помчусь домой как можно быстрее и впредь постараюсь быть хорошей домоправительницей. Доброй ночи, дорогой мой мистер Джобсон, светлое зерцало канцелярской учтивости!

— Доброй ночи, сударыня. Помните: с законом не шутят.

И мы разъехались в разные стороны.

— Поскакал строить дальше свои козни, — сказала мисс Вернон, оглядываясь на него. — Как это грустно, что родовитые люди, люди с положением и состоянием, должны терпеть чиновничью наглость какого-то презренного проныры — и только потому, что они верят, так, как верил весь крещеный мир сто с небольшим лет тому назад, ибо, во всяком случае, нельзя не признать за нашей католической верой преимущества древности.