Кирилл Кириллов - Булат

Афанасий подсунул под узел рукоять ножа, пытаясь высвободить блок, но длины рычага не хватило. Примерился резать канат. Нет, не выйдет, освободившийся парус вмиг сорвет и ветром унесет. Вместе с Афанасием, кстати.

Новый порыв ветра едва не стряхнул его вниз, наклонив мачту так, что рея почти коснулась воды. Волна встала невдалеке и покатилась, метя прямо в борт. Если корабль не выровняется – захлестнет, и поминай как звали.

Афанасий размахнулся и ткнул ножом в парус. Лишь только кончик лезвия коснулся грубой ткани, она разошлась, ветер со свистом и треском рванулся в прореху. Парус обвис, хлопнув на прощание. Тава качнулась в другую сторону и скакнула из-под волны. Заскрипела, забираясь на следующую, скатилась с нее, как на салазках и дрожа всеми снастями, выровнялась.

Кормчий налег на рулевое весло, разворачивая корабль носом по ветру, чтоб не мотало. Афанасий, руками и ногами вцепившись в канат, соскользнул на палубу. Больно ударился пятками в настил, чуть не упал, но мореходы поймали его в крепкие объятия.

– Ай, спасибо тебе, господин, – проорал ему в ухо боцман, и неясно было, чего больше в его словах – истиной благодарности или едкой иронии. – Теперь что с парусом делать?

– Зашьете! – крикнул в ответ Афанасий. – Когда ветер стихнет!

Держась рукой за борт, он прошел до кормовой надстройки. Закрыл за собой дверь, пробрался в дальний угол, подальше от совсем позеленевших купцов и дьяка. Снял промокшую одежду. Как в одеяло, завернулся в приобретенный в дороге сухой халат и заснул.

К утру слегка распогодилось, волны лишь изредка напоминали о себе похлопываниями по корме. Серо-свинцовое небо просветлело. Прорванный парус расстелили на палубе, и все свободные от вахты мореходы уселись вокруг, сшивая его воловьими жилами.

Обитатели общей каморы однако носа на палубу не казали.

Афанасий устроился на пустынной носовой надстройке, захватив с собой мешок с книгами. За день он одолел напрестольное Евангелие, вслух повторяя каждый стих, и благодать проливалась ему в сердце, и светлело на душе.

На следующий день, когда чиненый парус медленно развернулся и потянул таву к родным берегам, купец прочел зачала, прокимны и аллилуарии богослужебного Апостола. Вторая книга далась ему, привыкшему к письменам, гораздо быстрее. Утром третьего дня уселся на привычное место и открыл псалтирь следованную, с чинопоследованиями. Но едва успел прочитать несколько страниц, к нему по лесенке поднялся боцман. Кашлянул в кулак, привлекая внимание.

– Чего тебе? – спросил купец, не отрывая глаз от страницы.

– Господин, – замялся боцман, – беда у нас.

– Что за беда? Вроде, плывем справно, парус починили, еды вдоволь и воды хватает. Или нет?

– Заблудились мы, господин, – пробормотал боцман, косясь по сторонам, не услышит ли кто раньше времени.

– Как так? – Афанасий закрыл книгу и внимательно взглянул в угрюмое лицо боцмана. Нет, не врет, не шутит. – C чего ты взял?

– Земли мы, господин, с начала шторма не видели, дней пять уже. По времени уже должны были воды Инда показаться, их в воде не пропустишь.

Афанасий кивнул, вспомнив темную полосу ила и грязи, выносимую рекой далеко в море.

– Но нет их. Точно заблудились, господин.

– Так куда же ты смотрел?! – воскликнул Афанасий.

– Так я что, господин? – заканючил боцман. – Я поставлен за командой следить, а не кораблем править. То капитана забота, а он при смерти.

– И то верно, – понизил голос Афанасий. – А от меня ты чего хочешь?

– Думаю я, господин, что вы единственный на борту, который в мореходном деле что-то соображает. Вон как ловко беду поняли и с парусом управились. От мореходов толку никакого, они только снасти тянуть могут. Остальные больше по торговым делам и к морю не привыкли. Некоторые вообще на корабле в первый раз. А про себя я вам уже сказывал. Я над командой…

– Да, сказывал, – оборвал его Афанасий. – Уразумел я. Садись рядом, думать давай.

Боцман присел.

– Что с компасом, с астролябией что? Какие там еще морские приборы есть?

– Компас в первый день шторма сорвавшимся блоком покорежило, господин. Других приборов у капитана не было, да и зачем, мы в море не отходили, все вблизи берега держались. Да и все равно, без солнца и звезд бесполезны эти приборы.

– Это понятно. Значит, реку Инд мы не пересекали? – Афанасий загнул палец на память, – Чаул на берегу не видели?

– Не доплыли мы даже до Чаула, – сокрушенно подтвердил боцман.

– И на берег нас не выкинуло, – Афанасий загнул третий палец. – Значит, нести нас может либо на запад, где полуостров Аравийский, либо Эфиопия.

– Что? – удивился боцман.

– Абиссиния [32] Абиссиния (от арабского слова хабаш) – устаревшее название Эфиопии. Впервые употреблено в одной из надписей аксумского царя Эзаны (IV в. по Р. Х.). черная, – поправился Афанасий. В странах мусульманских ее предпочитали называть так. – Там, слыхивал я, веры правильной не знают, в дикости живут люди с черным цветом кожи. А может, на юг?

– Господин, не надо на юг, – аж поперхнулся боцман. – Там земли на многие месяцы нет. А что дальше, и вовсе неведомо.

– Это уж куда вынесет, – философски ответил Афанасий. – И солнца не видно. Давай мы с тобой вот что решим – сворачивать ли парус до того времени, как с направлением определимся, или дальше под ним пойдем невесть куда?

– Да господин, сколько по морям хожу, такого не было. Ну, скроется берег на день, ну, на два, но чтоб неделями… Такое в первый раз.

– Так что решим-то?

– Да не знаю, я ж простой боцман, а не судоводитель, не хочу, чтоб с меня капитан за загубленный корабль спросил.

– А с меня?

– С вас, господин, какой спрос? – усмехнулся боцман. – Тем более я точно его загублю, а с вами хоть шанс есть.

– Да я ж тут вообще… А, ладно, – махнул рукой купец, понимая, что с боцмана толку никакого не будет. – Оставляем парус и плывем два дня. Если к тому времени не прояснится, опускаем парус и ждем. Если прояснится, понятно будет, куда плыли и надо ли возвращаться, или приставать куда.

– Я тогда на палубу пойду, людям задам работы поболе, чтоб им разные мысли в голову не лезли. А вы уж, господин, со страдальцами из каморы поговорите, да и вообще… – попросил боцман, направляясь к трапу.

– На том и порешим, – ответил Афанасий и снова погрузился в чтение. Лучше так, чем грустными мыслями томиться да в ожидании время проводить.

Два дня пролетели для него незаметно. На третий всех разбудил крик впередсмотрящего.

– Земля, земля! – надрывался матрос в лоханке приделанного к мачте «вороньего гнезда».

– Земля! – подхватили на палубе.

Протирая глаза, Афанасий вылез из каюты и, опершись о борт, глянул, куда указывал матрос. Вдалеке, в туманной дымке вырисовывались очертания высокой скалы на фоне темно-зеленой полоски растительности.