Юрий Вронский - Странствие Кукши. За тридевять морей

Эти глупые рабы Костыга и Карк попались, Потвору Оскольд отправил в Искоростень к отцу… Потвора уже не примет крещения и не станет единственной женой Оскольда, на что так надеялась Вада. И Вада по-прежнему медлит возвращаться в Печерьско, ведь теперь дорога к ней у Оскольда расчищена…

Из обрывков разговоров Свербея с боярами и дружинниками Вада улавливает, что они замышляют убийство старшего греческого жреца Михаила.

Ни Свербей, ни его приятели ничего ей, разумеется, не рассказывают, но и не очень таятся от нее, полагая, что последняя киевская княжна во всем с ними заодно, ведь она, как и они, ненавидит Оскольда, который убил ее отца, а может быть, и не только отца, и, конечно, ненавидит Оскольдову новую веру.

Поняв, что на Свербеевой усадьбе замышляется какой-то заговор, Вада начинает внимательнее прислушиваться ко всему, что говорится поблизости от нее.

Скоро ей становится ясно: бояре, Свербей с друзьями, задумали то, о чем она всегда мечтала, – разделаться с Оскольдом и Диром. Только Свербей с боярами считают, что начать необходимо с главного греческого жреца, пока он не переманил весь Киев в греческую веру. Ну, а если под клинок полезут его телохранители Кукша с Шульгой, их тоже придется убить…

У Вады нет сомнений, как поведут себя Кукша с Шульгой в случае нападения на греческого жреца. Его-то судьба, разумеется, Ваду не заботит, но опасность нависла над ее друзьями… а это совсем другое дело…

Однажды Вада слышит, что предстоящей ночью греческого жреца и Кукшу с Шульгой будет ждать засада, когда они станут возвращаться из Жидовского города. Вада не знает, как ей поступить. Если она теперь воскреснет и объявится в Печерьске, чтобы предупредить Кукшу с Шульгой о готовящемся нападении, Оскольд, несомненно, сочтет, что она объявилась, потому что дождалась наконец своего счастья и что для нее настала пора из киевской княжны превратиться в киевскую княгиню. Не объяснять же ему, зачем она появилась в Печерьске…

Вада пытается ожесточить свое сердце, мысленно твердит себе: «Зачем мне радеть о Кукше и Шульге – ни тот, ни другой не откликнулись на мой призыв к мести… Что, разве они мне дороже отца?»

В конце концов ей удается убедить себя, что не следует никуда ходить и ни во что вмешиваться: будь что будет! Приняв наконец твердое решение, Вада, неожиданно для самой себя, встает, выходит за ворота Свербеевой усадьбы и почти бегом направляется в сторону Печерьска.

Давненько она здесь не была! Все, кому она попадается на глаза, пялятся на нее с изумлением.

– До чего похожа! – переглядываются люди. – А может, это она и есть? Ведь сказывали, что она имеет дело с тайными силами… Недаром тот мешок оказался пуст…

Если бы на голове у княжны Вады был привычный всем золотой венчик, ни у кого, конечно, не было бы сомнений, но у этой девушки волосы схвачены простой льняной лентой… Потрясенные жители Печерьска, как зачарованные, смотрят ей вслед.

Вада заглядывает в гридницу, гридница почти пуста, на глаза ей попадаются два или три дружинника. Она спрашивает, где Кукша с Шульгой. Увидев девушку, столь похожую на Ваду, дружинники долго не могут ничего сказать, наконец один бормочет:

– У конюшни… С конями они…

Девушка бежит к конюшне, но ее друзей там нет, верно, ускакали куда-то. В растерянности она идет к своему дому. Дом, как всегда, не заперт. Она толкает дверь, входит и при свете из распахнутой двери осматривает свое жилище.

Постель ее, судя по всему, пребывает в том же беспорядке, что и в ту страшную ночь, на печи лежит огниво, возле печи на земляном полу сложен обычный запас сухих поленьев и береста… Здесь ничего не изменилось с той ночи, только в железном светильнике досуха выгорел бараний жир.

Вада расправляет сбившуюся постель, берет с полки горшок с бараньим жиром и ложку, чтобы наполнить чашу светильника, оглядывается на шум за дверью и видит, что возле ее дома уже собирается толпа.

У нее нет охоты объясняться с людьми, и она ищет себе дел в избе, чтобы не выходить к любопытствующим. Не спеша она зажигает трут, раздувает искру в огонек, переносит его на светильник…

Но дело не в толпе, Вада страшится появления Оскольда. Она не предполагала, что Кукшу с Шульгой придется искать или ждать… Неизвестно, чем закончится ожидание. Единственное, чем она себя успокаивает: князь, услыхав о ее появлении, не побежит сейчас же к ней, как мальчишка, на глазах у всех… Ему надо блюсти княжеское достоинство. Он ведь не знает, что Вада не собирается оставаться в Печерьске…

Вскоре Вада различает стук конских копыт. Возникшее было опасение скоро проходит – она слышит, что скачут двое. «Кукша с Шульгой!» – догадывается она. Так и есть. С коней соскакивают два ездока, привязывают коней к дереву и входят в дом. Перед ними Вада, живая и невредимая.

– Что я говорил! – торжествует Кукша, оглядываясь на Шульгу.

Вада затворяет дверь, и по голосам слышно, что народ разочарован и начинает расходиться.

Друзья с нетерпением ждут рассказа о том, как Ваде удалось спастись. Но Вада выглядывает за дверь и говорит кому-то:

– А вы что здесь торчите? Подите прочь, пока я вас не изурочила [196] Изурочить – сглазить, навести порчу. !

Убедившись, что ушли наконец и самые любопытные, она говорит друзьям:

– Ну, а теперь прокатите меня! Я сяду позади одного из вас, и мы поедем в Зверин. И скорее, пока не явился Оскольд!

Задув светильник, она отворяет дверь, и все трое выходят на дневной свет. Кукша и Шульга с недоумением смотрят на нее, но она сердито подгоняет их:

– Чего уставились? Скорее!

Друзья поспешно вскакивают на коней, Вада садится позади Кукши, и все трое выезжают из города. По дороге Вада немного успокаивается.

– Я слыхала, что вы идете сегодня вечером со своим жрецом в Жидовский город? – спрашивает она.

– Да, – подтверждают они, удивленно переглядываясь.

– Лучше бы вам туда не ходить вовсе… Только вы все равно меня не послушаете… Поэтому будьте настороже: по дороге вас ждет засада. Нападут скорее всего глухой ночью, когда вы будете возвращаться. Их будет, кажется, трое.

– Свербей хлопочет? – понимающе спрашивает Шульга.

Не отвечая на вопрос, Вада говорит:

– Мне плевать на царьградских черных воронов, которые посланы расклевать наших добрых старых богов. Но на друзей мне не наплевать.

Ей все-таки приходится рассказать друзьям подробности события, произошедшего в ту страшную весеннюю ночь, когда ее друзья преспокойно спали на одном из привалов по дороге в Корсунь.

– Среди ночи вламываются в мой дом… Спросонок страх сковал меня… я не могла ни шевельнуться, ни крикнуть… Может быть, это и к лучшему – если бы я могла кричать или сопротивляться, они меня скорее всего убили бы и бросили в Днепр уже мертвую… Когда Костыга забил мне рот паклей и стал связывать руки, я изо всех сил старалась не дать ему чересчур крепко стянуть их. Это меня и спасло. И еще то, что у меня узкая рука…