Юрий Вронский - Странствие Кукши. За тридевять морей

– Князь Оскольд сказал: привезти живую или мертвую!

Кукша встает, поворачивается лицом к Оскольдовым дружинникам и вынимает из ножен свой ромейский меч:

– Сначала вы убьете меня! Только потом вы возьмете Ваду!

Его примеру незамедлительно следует Шульга – в его руке тоже сверкнул меч.

Челны княжеских дружинников окружают корабль. В ответ на это словене объявляют, что все они готовы умереть с Кукшей и Шульгой, они полагают, что это будет угодно богам.

Ивар совещается со своими, он и его товарищи стараются говорить тихо, но на Кукшином судне без особого труда разбирают, о чем они говорят. Из разговора Ивара с дружинниками явствует, что князь Оскольд не велел убивать Кукшу.

Ваде надоело ждать, и она возвышает голос:

– Оскольд вам сказал про меня: живую или мертвую?.. Но это все слова!.. Не думаю, что Оскольд будет вам благодарен, если вы привезете ему труп княжны Вады… Однако убьете вы Кукшу и его друзей или не убьете, все равно Оскольд меня живой не получит!

Она выхватывает из ножен свой нож и обеими руками направляет его острием себе в грудь.

Тем временем возле челнов появляются корабли, плывшие впереди. На носу второго словеньского корабля стоит пышнобородый Туча, тот, что на острове Березане собирал куны на покупку жертвенного быка. В руках у него секира. Все корабельщики, в том числе и волховские торговые люди, берутся за мечи и секиры.

Словен, вместе с торговыми людьми, явно больше, чем дружинников. Ивар озадачен, он опять вполголоса совещается с дружинниками, в конце концов он решает воззвать к Кукшиной дружинной чести и говорит:

– Князь Оскольд сказал нам: Кукша перед отъездом прятал Ваду и договорился с ней заранее, чтобы она ждала его на реке. Ты похитил невесту у своего князя! Разве это достойно честного мужа?

Вада гневно отвечает за Кукшу:

– Никто меня не прятал и ни с кем я не сговаривалась! Да, я сделала все, как вы говорите – загодя поднялась вверх по реке и ждала кораблей, но никто из этих людей не знал, что я жду их на реке. Я сама им навязалась!

– Вада говорит правду, – словно нехотя, подтверждает Кукша, – мы тут все удивились, увидав ее в реке. Сперва даже приняли за русалку… Но раз уж теперь она с нами, мы ее не выдадим!

Ивар снова совещается с дружинниками. Судя по тому, что он предпочитает совещаться вместо того, чтобы действовать, ему не очень-то хочется кровопролития…

Кукше – тоже.

Когда Кукша исповедовался своему духовнику игумену Стефану после ночной стычки со Свербеевыми людьми, игумен Стефан легко и без оговорок отпустил ему грех, назвав его действие вынужденным. Игумен даже привел место из Евангелия, где Спаситель заповедал ученикам Своим любить друг друга, как Он Сам возлюбил их. А дальше, сказал игумен, там следуют такие слова: нет большей любви, чем душу свою положить за други своя.

И все-таки Кукше очень хотелось бы никогда больше не совершать этого вынужденного греха, сколь бы ни был он простителен в глазах милосердного Господа.

Ивар и дружинники разговаривают по-прежнему тихо, но Кукше удается кое-что разобрать. Один из дружинников говорит:

– Да и что за корысть нам их убивать?..

Остальные единодушно его поддерживают.

– Мы рады, – говорит Ивар, вставая в челне, – что не пролилось крови! От души желаем тебе и твоим спутникам счастливого пути!

Видно, что у Ивара камень с души свалился, прочие преследователи тоже искренне рады такому обороту дела, ведь здесь, на кораблях, у них и кроме Кукши с Шульгой немало друзей. Преследователи разворачивают свои челны и быстро удаляются вниз по реке. Вскоре их челны пропадают за речной излукой.

Во время разговора с Оскольдовыми дружинниками корабли изрядно снесло течением, корабельщики налегают на весла, чтобы хоть отчасти наверстать потерянное. К тому же воздух уже начинает густеть от сумерек и надо успеть, прежде чем на землю падет тьма, добраться до удобной стоянки.

На третий день пути ближе к закату взору корабельщиков открывается посад Гнездово с длинными варяжскими домами. Над каждым домом видна непременная струйка дыма – в варяжском доме устраивают очаг, а не печь: печь протопили, так чтобы среди уголья нигде не оставалось белого пламени, и закрыли волоковые окна, в очаге же огонь поддерживают день и ночь.

Путники вытаскивают корабли на берег и поднимаются к посаду. Кукша оглядывает окрестность – по обе стороны Днепра уходят вдаль заросшие лесом холмы, чем они дальше, тем синее. В стороне от посада возвышаются несколько курганов, один совсем свежий – еще не успел зарасти травой.

По дороге ильменьские торговые люди рассказывали, что Гнездово – поселение отнюдь не случайное, оно имеет особое значение для торговых людей. Плывешь ли ты из Варяжского моря в Русское рекой Двиной или через Ильмень-озеро, то есть все равно из варяг в греки, тебе Гнездова не миновать. А из самого Гнездова и до Волги недалеко – переволок суда с верховьев Днепра на Вазузу – считай, что ты на Волге. Теперь плыви себе вниз по течению до самого Булгара, стольного города Булгарского царства. Там большой торг, знаменитый рабынями. «Отроков вези в Корсунь, а девок – в Булгар», – говорят бывалые купцы.

Гнездово и само по себе – известное торговое место, рассказывают ильменьские. Жители его весьма богаты, поскольку берут пошлину со всех, приезжающих на Гнездовский торг. Торгуют здесь всякой всячиной, но главный товар – невольницы. Привозят их и проезжие варяги, и прусы, и чудь, и люди словеньска языка – все, кому недосуг плыть со своим товаром за более высокой ценой в Булгар. Здешние варяги покупают невольниц для перепродажи. Накопится побольше живого товара, и отправляют его в Булгар.

Три раза в году – зимой, весной и осенью – в Гнездове бывает большой торг. Сейчас, верно, уже начался осенний. Но когда торга нет, а ты оказался в Гнездове и хочешь что-нибудь продать, это не возбраняется – торгуй себе на здоровье, только плати десятину гнездовскому торговому старейшине.

Жители в Гнездове – большей частью варяги. А жены у них самые разные: словенки, полочанки, древлянки, чудинки и прочие. Однако варяжек среди них нет. Варяги, поселившиеся здесь недавно, живут надеждой разбогатеть и вернуться домой – в Данию, в Поморье, в Норвегию или в Швецию. Но редко кто возвращается – обзаводятся семьей, хозяйством, и трогаться с места как будто уже и незачем. Есть и такие, что родились здесь, а у иных и отцы – здешние уроженцы, для всех этих Гнездово – родина.

У ильменьских торговых людей в посаде есть добрые знакомые, ильменьские располагаются у них с новыми друзьями, с которыми их сблизила пережитая вместе недавняя опасность. Кукша идет с ильменьскими в дом к богатому норвежцу Гриму. Приезжих встречает высокий сутулый человек, черноглазый, чернобородый, с насупленными черными бровями, с лысиной, окруженной жидкими черными космами. Это и есть норвежец Грим.