Юрий Вронский - Странствие Кукши. За тридевять морей

– Болтаешь невесть что, – говорит богач, – одно понятно, что наглости в тебе не по убожеству твоему!

– Привыкла земля, – продолжает Андрей, – все отдавать богатым, этим лакомым обжорам, кумиролюбцам и сребролюбцам. Но как море и змей не бывают сыты, точно так и богатые!

Последние слова Андрей говорит уже в спину уходящего богача, который наконец сообразил, что ему нет никакой пользы от бессмысленных речей юродивого. И Андрей пускается дальше, бормоча что-то о бездушных камнях и страшном нелицемерном судии.

Оказавшись в шумной сутолоке одной из самых людных улиц, Андрей прикидывается пьяным, натыкается на прохожих, выкрикивает бессмыслицы. Люди толкают его, бьют по шее, плюют в лицо, колотят палками по голове, а он на все отвечает дурацким смехом.

На другой улице на Андрея набрасывается толпа мальчишек, они валят его, привязывают к его ноге веревку и, впрягшись, волокут Андрея по земле. Остальные пинают его ногами и кричат:

– Бешеный, бешеный!

Кто-то раздобыл горшок сажи, и все с хохотом мажут ею лицо юродивого. Прохожие останавливаются и с интересом следят за мальчишеской забавой. А мальчишки волокут Андрея дальше. На Хлебном торгу они бросают его и отправляются поискать себе какого-нибудь нового развлечения. Юродивый поднимается с земли, и завсегдатаи Хлебного торга видят на его измазанном лице кроткую улыбку. Кое-кто окликает его:

– Как поживаешь, Блаженный?

– Что-то давно тебя не видать!

– Вконец ты отощал, того гляди, ребра кожу прорвут!

Некоторые сердобольные люди дают ему оболы, другие – хлеба или овощей, третьи – жареной рыбы или сыру: на хлебном торгу продается всякая снедь. Андрей принимает подаяния и идет к ближайшей харчевне. Там, у входа в харчевню, он все до крошки раздает таким же нищим, как он сам.

Двое хорошо одетых юношей стоят неподалеку, наблюдая за Андреем. Один из них, судя по одежде, служит в царской гвардии. Он дергает товарища за рукав.

– Нам пора идти, милый Епифаний, – говорит гвардеец. – Не забывай, что мы торопимся.

– Сейчас, сейчас, дорогой Патрокл, – отмахивается Епифаний, он так растроган незлобивостью и кротостью юродивого, что у него увлажняется взор, он восклицает: – Нет, ты только вдумайся, самый жалкий из всех отверженных – и он же самый щедрый! Он отдает все, что имеет!

Епифаний снимает с себя плащ и подходит к юродивому:

– На, добрый человек, прикрой свою наготу.

Юродивый смотрит на него проницательным взглядом, надевает плащ и вприпрыжку пускается прочь, что-то выкрикивая и улыбаясь бессмысленной улыбкой.

Он прибегает на шумную рыночную площадь, каким в Царьграде несть числа. Торговцы, покупатели и праздношатающийся люд встречают юродивого насмешками и глумливыми приветствиями. Огромный рябой оборванец, увидев на юродивом плащ, осклабившись, подходит к нему. Следом за оборванцем плетется белоголовый отрок.

– Да ты никак с обновой! – говорит оборванец, не спуская глаз с плаща. – Ну-ка дай пощупать! Товар что надо, ничего не скажешь. Где взял? Украл небось?

Андрей не отвечает рябому оборванцу. Его заинтересовал отрок. Юродивый делает шаг к нему и кричит:

– Грязь! Грязь! Хозяин твой грязь! Беги грязи, юноша!

С этими словами он кладет на лицо отрока свои черные от грязи руки, и тот брезгливо отшатывается.

– Ну, ты руки-то не больно распускай! – говорит оборванец. – Ишь ты, обижать бессловесного!

– Беги грязи, бессловесная скотина! Пастух твой грязнее грязи! – кричит юродивый отроку и трусцой пускается дальше.

Поздно ночью Андрей Блаженный укладывается спать в углу портика на голых каменных плитах. На одну полу плаща он ложится, другой укрывается. Едва задремав, он чувствует, что с него кто-то стягивает плащ. Андрей приподнимается, чтобы помочь вору вытянуть плащ из-под своего тела. Он видит, как на улицу, освещенную луной, выбегает светлоголовый отрок с его плащом в руках и как к нему тотчас подходит огромный человек и забирает плащ. Оба уходят вместе. Андрей тяжело вздыхает и закрывает глаза.

– Хищные патриаршьи дети, – бормочет он, – заблудшая юная душа!..

В царственном городе нет равенства даже среди нищих. Они заполняют форумы и улицы Царьграда, их столько, что вряд ли кто-нибудь решится сосчитать. Но среди них есть тысяча, а может быть, немного больше или меньше таких, которые находятся под покровительством патриаршьего двора. Горожане называют их насмешливо «патриаршьи дети».

Патриаршьих детей легко узнать по бычьим загривкам, сытым рожам и багровым от пьянства носам. Они значатся в особых списках, по которым им каждый месяц раздают свинцовые жетоны – тессеры. По этим жетонам патриаршьи дети получают деньги, хлеб, мясо, а иногда и одежду. Патриаршьи дети пользуются безраздельным правом просить милостыню у церкви святой Софии, возле которой находится патриарший двор. Святая София – главная церковь Царьграда и всего христианского мира, поэтому попрошайничество здесь гораздо прибыльнее, чем где бы то ни было.

На паперти [67] Паперть – крытая площадка перед входом в церковь. этого храма не составляет труда насбирать за день сто оболов [68] Обол – византийская медная монета. То же, что лепта. , в то время как бедному поденщику редко удается заработать тяжелым трудом более десяти. Не диво, что патриаршьи дети весьма неохотно принимают в свою среду новых людей и без пощады избивают всякого, кто осмеливается самовольно просить милостыню у святой Софии. Не брезгают они и воровством.

Рябой, новый хозяин Кукши, – один из этих избранных. Пока в святой Софии идет служба и к вратам храма тянется вереница прихожан, Рябой лежит на паперти, изображая расслабленного, он жалобно гнусавит:

– Подайте Христа ради расслабленному!

И голос его сливается с множеством других голосов. Здесь слепые, горбатые, безногие, безрукие, покрытые гнойными язвами и струпьями, бесноватые и расслабленные, настоящие и мнимые, здесь все виды человеческого убожества, какие только встречаются под синим небом этой благословенной страны.

Если поток прихожан иссякает, гнусавый гомон становится тише, начинаются сплетни, игра в кости, вспыхивают перебранки, иногда возникает драка.

Главное время сбора милостыни наступает по окончании службы. Прихожане, просветленные молитвой и ангельским пением церковного хора, густой толпой выходят из храма. Сейчас они особенно щедры, даже самые скупые посчитают своим долгом расстаться с несколькими лептами. Тут надо только не зевать.

Когда запирают ворота величайшего Божьего храма Вселенной, Рябой покидает паперть и отправляется в кабак, дабы подкрепиться вином и какой-нибудь едой. В Царьграде несчетное число кабаков и харчевен, но Рябой предпочитает тот, что содержит сарацин Мустафа. Его и Мустафу связывают давние приятельские отношения.