Юрий Вронский - Странствие Кукши. За тридевять морей

В ложницу входит Кукша, он останавливается в нескольких шагах от Оскольда. Оскольд продолжает играть с дочерью, словно не замечая его появления.

– Тебе нравится моя дочь? – спрашивает он наконец, любуясь девочкой.

Кукша растерян, но все-таки неуверенно кивает. Князь встает, трижды ударяет деревянным молотком в медное било и велит появившейся служанке увести девочку. По уходе служанки с дочерью он берет из кучи заготовленных смоляных светочей один, зажигает его от жирового светильника, велит сделать то же Кукше, после чего откидывает за кроватью край суконного полотнища.

За полотнищем, оказывается, не стена, а продолжение покоя. Оба проходят туда и завеса падает на место. Перед ними посреди пола зияет провал.

Они спускаются в него по ступеням лестницы, вырубленной в толстой лесине, а потом идут по пещере. Местами ход чуть выше человеческого роста, а местами и ниже – приходится наклонять голову и даже сгибаться в три погибели. То справа, то слева ответвляются другие ходы. Наконец пещера немного расширяется и образует подобие комнаты.

В стены комнаты вбиты крюки, на них развешаны дорогие меха – соболя, бобры, горностаи, черные лисицы. Меха висят связками и в виде накидок, плащей и шуб. Бросаются в глаза великолепные собольи шапки с синим, алым и зеленым верхом, расшитым жемчугом. Вдоль стен стоят коробьи и скрыни. Оскольд все подряд открывает их перед Кукшей.

В одних лежат заморские ткани – паволочье, сукна, аксамит [155] Драгоценная ткань с золотыми и серебряными нитями в основе, плотная и ворсистая, как бархат. . В других тускло поблескивают смазанные бараньим жиром мечи и боевые топоры. Перекрестья и головки рукоятей украшены литыми и чеканными узорами, рукояти обложены рыбьим зубом [156] Рыбий зуб – бивень моржа или мамонта. или кожей, перевиты золотой проволокой, лопасти и обухи топоров изузорены серебряной насечкой. Это драгоценное оружие, его не обязательно брать с собой в походы.

В скрынях покоятся серебряные сосуды – кубки, блюда, ковши, какие-то затейливые чаши, скорее всего церковные, награбленные во время походов в христианские земли, – и великое множество тонких, как цветочные лепестки, серебряных монет, большей частью сарацинских.

В иных скрынях – шейные гривны, тяжелые запястья [157] Браслеты. , ожерелья, височные кольца, серьги, перстни, разного рода подвески и застежки. Среди серебряных украшений мелькают бусы – янтарные и стеклянные, коралловые и перламутровые, а также особенно ценимые у здешних щеголих зеленые скудельные. Кукшино внимание привлекли серьги, словно покрытые звездной пылью с ночного неба. Он долго не может оторвать от них глаз.

Золота в скрынях меньше, но тоже немало. Из золотых предметов Кукше больше всего понравились узкие запястья и ножные кольца – переплетенные синеглазые змейки. «Наверно, их носила молодая красивая женщина, – думает Кукша. – Тоненькая, как Вада… Скорее всего, ее уже нет на свете… А при жизни она услаждала какого-нибудь старого толстосума-сарацина…»

Кукша, как завороженный, глядит на сокровища, он долго стоит безмолвно, не поворачивая лица к Оскольду, похоже, он лишился дара речи. Тот, кому доводилось бывать в пещерах, где хранятся сокровища, легко его поймет. Оскольд откровенно наслаждается впечатлением, которое произвел своими богатствами на Кукшу. «Кажется, клюнул», – думает он. Наконец, Кукша отводит взор от Оскольдовых укладок.

– Есть что-нибудь стоящее? – усмехаясь, спрашивает Оскольд.

Кукша молчит. «Бедняга, не в силах даже говорить!» – думает Оскольд. Он доволен.

– Бери все, что пожелаешь! – произносит он вслух и, заметив испуг на Кукшином лице, благодушно добавляет: – Я не имею в виду, чтобы ты непременно сразу забрал то, что сможешь сейчас же унести в руках. Реши, что ты хотел бы взять, а возьмешь, когда захочешь. Можешь сперва подумать, выбрать…

– Мне ничего не надо, – тихо отвечает Кукша.

– Конечно, сейчас тебе ничего не надо, – соглашается Оскольд, – ведь тебе даже некуда деть богатство, если оно у тебя появится. Ты можешь жить в моей усадьбе как сын. А если тебе здесь слишком людно, живи у Дира, ты ведь знаешь, он тебя любит и будет тебе вместо отца. Если вздумаешь, поставишь свою усадьбу, где захочешь. И заживешь боярином. Будут у тебя высокие хоромы, сени для пиров, как у самых знатных людей, рабы, рабыни…

– Виноградник, павлины, – сам того не замечая, чуть слышно роняет Кукша, он вдруг ясно видит бронзовый ларчик возле грязных босых ног Андрея Блаженного…

– Что? – переспрашивает Оскольд. Он не расслышал, что там пробормотал Кукша.

– Это я так, – отвечает Кукша. – Я хочу сказать: не нужно мне богатство и не нужна усадьба, ведь я все равно будущим летом отправлюсь…

– Не спеши отправляться, – перебивает его Оскольд, – я еще не все сказал. Мы с тобой породнимся, ты женишься на моей дочери. Когда она подрастет, конечно, – добавляет Оскольд, прочитав недоумение на Кукшином лице. – А пока ты можешь взять любую из моих наложниц. Бери, какая тебе поглянется! Ты ведь знаешь, для тебя мне ничего не жалко!

В великом удивлении Кукша поднимает взор на Оскольда, ростом он поменьше князя и смотрит на него снизу вверх. Породниться с властителем, с князем, с каганом, с царем! Это предел мечтаний для простого воина!

Когда-то подобное предлагал ему Харальд, но Харальд был лукав, и Кукша разумно поступил, что не внял ему. Однако он чувствует, что Оскольд не лукавит.

Велико искушение, а Кукша всего лишь человек, притом самый обыкновенный! Так бывает только в сказке – удачливый юный смерд получает княжну и пол княжества в придачу! И вот он, Кукша, тот самый смерд из сказки! И не надо никого убивать!

Андрей Блаженный ничего не говорил, следует или не следует Кукше становиться княжеским зятем, он только велел выбросить в Пропонтиду ларчик с драгоценностями… Что ж, Кукша и тут уже отказался от сокровищ, предложенных Оскольдом, и снова откажется, если Оскольд заведет о них речь!

Однако вот так, сразу, отказаться от того, чтобы породниться с Оскольдом!.. Храбрый Кукша чувствует страх. Ну, а если согласиться?.. Но его согласие слишком круто изменит его жизнь, в ней не останется места дорогим привычным помыслам. Значит, прощай Домовичи?.. Нет, нельзя очертя голову бросаться в это, надо подумать, крепко подумать. Он так и говорит Оскольду:

– Я благодарен тебе. Но мне надо обдумать твое предложение. Не торопи меня.

Оскольд не торопит. Он не сомневается в Кукшином согласии. Еще не родился глупец, который отказался бы от такого предложения! Но Кукша – это Кукша. Его лучше не торопить.