Рикарда Джордан - Поединок чести

— Я… я подумаю об этом, — наконец ответила она. — Вы ведь уезжаете не завтра…

Рыцарь смиренно склонил голову, но все же остался в хорошем настроении — София позволила ему держать ее за руку.

И правда, под знаменем Монтальбана собралась внушительная группа рыцарей, после того как на следующий день Фламберт объявил о своих намерениях. Мнения остальных жителей города и крепости разделились. Такие стратеги, как Пьер де Монтальбан и его «военный врач» Соломон, опасались отъезда рыцарей.

— Если здесь дело дойдет до битвы, они лишь будут наступать друг другу на ноги, — высказала свое мнение и Мириам. — Мы можем защитить Монтальбан и с третью всех воинов, но когда мы наконец построим эту катапульту. А лучше сразу две или три.

Между тем Соломон и Мириам определились с моделью, однако община альбигойцев не слишком спешила предоставлять ремесленников и оплачивать затраты. К тому же идея обороняться с помощью катапульты казалась странной всем опытным воякам.

— Эту маленькую штуку построить так же дорого, как и большую, — выражал свое недовольство планом Пьер де Монтальбан. — Действительно хорошие орудия стреляют на шесть сотен локтей, но эта игрушка так никогда не сумеет!

Мириам хотела дать резкий ответ, но Соломон, который обладал бо́льшим терпением, взглядом велел ей молчать.

— Монсеньор, нам не нужно стрелять на шесть сотен локтей, — невозмутимо заявил он. — Подумайте, обычные катапульты являются осадными, наступательными орудиями. Поскольку захватчики не хотят подходить к крепости ближе дальности полета стрелы, имеет значение дальность полета снаряда. Мы же, напротив, хотим защитить крепость. Это означает, что на нас будут наступать, будут бежать и скакать на лошадях навстречу катапульте. Поэтому нашим орудиям нужно стрелять скорее в высоту, чем вдаль, если мы хотим использовать их в стенах крепости. И мы должны иметь возможность легко их перемещать — например, на стенах вашей крепости, на городской стене. Поэтому мы создали небольшую и самую легкую модель — патереллу. С ее помощью мы будем отпугивать их, монсеньор, мы заставим их держаться на расстоянии. Это позволит делать вылазки, когда нам будет необходимо, и прикрывать возвращающихся.

— Но ведь этих штуковин нужно много! — пробормотал Монтальбан. — Они же должны обеспечивать прикрытие всех стен.

Мириам кивнула.

— Это было бы разумно, — заметила она. — Учитывая то, что мы сможем спрятать эти небольшие орудия, враг не будет знать, откуда мы его собираемся обстреливать. И мы можем перемещать катапульты! Подумайте, монсеньор, враг не станет атаковать сегодня там, откуда вчера на него летели камни. Но как только мы заметим, что он собирается наступать, то передвинем патереллу в нужное место и снова начнем обстрел.

— Насколько далеко эти штуки вообще будут стрелять?

Как и прежде, хозяин крепости полагал, что дальность выстрела патереллы является ключевым показателем.

Соломон пожал плечами.

— Наша маленькая модель может послать камень где-то на шесть локтей, но, разумеется, она намного меньше, чем та, которую мы планируем построить, так что можно рассчитывать на дальность выстрела приблизительно в три сотни локтей. Все же на добрую сотню больше, чем дальность полета любой стрелы.

— И, стреляя на такое расстояние, можно точно прицелиться! — восторженно добавила Мириам. — Это также немаловажно.

— Я все же не знаю… — проворчал Монтальбан.

Мириам вздохнула.

— Я поговорю с Женевьевой, — сказала она уныло, ожидая, пока Соломон спустится по ступеням от покоев Монтальбана в крепостной двор. — Она должна выделить деньги из тех, что ей оставил граф. Поскольку она снова не выходит из комнаты, наверняка считает их грязными и не хочет к ним прикасаться, но они нам очень нужны. Не важно, считает она это возможным или нет, нам придется их потратить.

Софию терзали угрызения совести, когда рыцари собрались перед отъездом в крепостном дворе. Фламберт с тоской посмотрел на нее, когда она наконец подошла к нему.

— Моя дама, как же вы красивы! Знайте, что я навсегда запомню ваш образ. Случись мне погибнуть, ангел, который проводит меня в рай, будет обладать вашими чертами.

Женевьева, которая шла рядом с Софией, бросила на него неодобрительный взгляд. На самом деле их вера не предусматривала такого рая, каким его представлял Фламберт, и уж конечно не для рыцарей, ведь сражаться также было грешно. И все же она промолчала, да и София не стала развивать тему, а лишь благосклонно улыбнулась.

— Вы не погибнете, господин Фламберт, мои молитвы будут вам защитой, — заявила она, не замечая, что взгляд Женевьевы стал еще более неодобрительным. — И всей вашей общине, — поспешила она добавить. — И вот, — она протянула ему платок, — вот вам мой знак.

Фламберт поднес нежный шелк к губам.

— А поцелуй? — тихо спросил он затем.

София близко подошла к его лошади, чтобы протянуть ему подарок. Теперь первой ее мыслью было бежать. Но с другой стороны… Кроткий взгляд Фламберта молил ее о любви, он трогал ее до глубины души. На самом деле ей хотелось обнять рыцаря, утешить его — и поцеловать.

София едва заметно кивнула и потянулась к нему. Когда Фламберт склонился к ней, она легонько поцеловала его в щеку, но рыцаря уже было не остановить. Он соскользнул с седла — на нем была лишь кольчуга, доспехи воинов везли на вьючных лошадях — и обнял девушку, так осторожно, словно прикасался к хрупкому стеклу. Фламберт притянул Софию к себе и, почувствовав, что она не сопротивляется, нашел губами ее губы и нежно открыл их своим языком. Софию еще никогда так не целовали. Она посмотрела на рыцаря огромными от удивления глазами, когда он наконец отпустил ее.

— Я люблю вас, София Орнемюнде, — прошептал Фламберт срывающимся голосом.

София подняла на него взгляд, на его лице отражалось чистое счастье, настоящее блаженство. София же не могла объяснить, что она чувствовала. Несомненно, это было нечто высокое. Но не обжигающая страсть, какую когда-то в ней пробуждал Дитмар. Скорее тепло, нежность — и что-то схожее с жалостью.

— Я… я также вас люблю, — наконец сказала она и надеялась, что это было правдой.

Для Фламберта ее слова стали бесценным подарком. Он еще раз притянул Софию к себе и поцеловал в лоб, прежде чем отпустить ее.

— Я вернусь, — пообещал он и вскочил в седло.

София безвольно последовала за женщинами в крепостную башню, чтобы помахать рыцарям вслед. Девушки подшучивали над ней, Женевьева игнорировала ее, но София едва замечала что-то вокруг себя. Сейчас она поняла, что чувствовала в объятиях Фламберта. Боль, вину и даже страх. Она не нарушила никаких правил, но тем не менее каким-то образом все же предала Дитмара.