Ульрике Швайкерт - Святой и грешница

Он провел гостей до входной двери, но настоятель снова и снова оборачивался и смотрел на Элизабет. Она чувствовала, как заливаются краской ее щеки, и отвернулась.

На следующий вечер Ганс фон Грумбах опять велел привести Элизабет к себе в покои и подождал, пока слуга не уйдет, прежде чем начать говорить.

— Надеюсь, тебе здесь хорошо, — сказал он.

Ей было ясно, что этот вопрос не может быть причиной, по которой он позвал ее к себе.

— Да, — протянула она. — Я благодарна вам за доброту.

— Моя доброта… — задумчиво произнес он. — Редко так бывает, что один человек всегда выступает в роли дающего, а другой в роли принимающего. Чаще всего любые отношения представляют собой сделку.

Элизабет внимательно слушала. Что ему было от нее нужно? Она могла и хотела выполнить его требования. Ее взгляд направился к кровати. Заметив это, Ганс фон Грумбах тихонько рассмеялся.

— Я хотел бы, чтобы ты выполнила для меня одно поручение. Речь идет о твоей… хм… бывшей работе, но я не хочу воспользоваться твоими услугами.

Хотя Элизабет должна была ожидать этого, она почувствовала боль. Он вел себя с ней не как со шлюхой и даже переодел ее, так что она сама начала думать, что больше не является шлюхой. Но это была не та работа, которую можно просто так бросить и поменять на другую!

— Ты обиделась? — Он сумел прочитать это по ее лицу. — Даже если для этого нет причин, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. И все же прошу тебя выслушать меня и ответить, сможешь ли ты выполнить мое поручение.

— У меня есть выбор? — спросила Элизабет.

— А разве бывает так, что его нет? Я вряд ли могу тебя к чему-то принудить, разве что побоями и темницей.

— Но вы меня выгоните, если я не соглашусь, — предположила Элизабет вслух.

— Нет, не выгоню. Но, надеюсь, что ты об этом подумаешь и согласишься. Присаживайся!

Элизабет села на край стула и внимательно выслушала каноника.

— Ты все поняла?

Элизабет кивнула и поднялась.

— Да, я сделаю это.

— Хорошо, тогда переодевайся. Вот твоя одежда.

Она немного смущенно начала переодеваться под взглядом каноника, хотя, как обычно, на его лице ничего не отображалось. Когда она была готова, он одобрительно кивнул.

— И помни о вуали! — предупредил он ее, ведя к двери.

Прежде чем помочь ей сесть в карету, ждавшую во дворе, он повесил ей на шею медальон. Элизабет прикоснулась к нему и почувствовала знакомую форму.

— Откуда это у вас? — удивленно воскликнула она. Разве она в последний раз не видела украшение в руках мадам после своего возвращения от папского легата?

— У меня есть свои источники и немалые возможности, — мягко сказал каноник, закрывая дверцу, и добавил: — Желаю тебе удачи!

Он поднял руку, и кучер тронулся.

Карета грохотала по ночному городу. Элизабет отодвинула занавеску немного в сторону, чтобы выглянуть на улицу. Они проехали мост, и лошади замедлили ход, чтобы вытянуть карету по крутой дороге вверх. Элизабет уже могла распознать силуэт крепости на ночном небе. Странная дрожь распространилась по всему телу от кончиков пальцев.

Что это была за игра, в которую с ней играл каноник фон Грумбах, или это была идея настоятеля? Не в первый раз ей казалось, что это поручение связано с его визитом двумя днями ранее. Может быть, он переубедил каноника фон Грумбаха дать ему шлюху для этого плана? Возможно. Все же Элизабет не понимала, какая в этом выгода для настоятеля. Выполнить это поручение было проще простого — для шлюхи, у которой был опыт общения не только с ремесленниками! Игра страсти в темноте. Ну хорошо, если господину так хочется, он это получит. Но почему? Она знала, что как фон Грумбах, так и настоятель и десяток других каноников находились не на стороне епископа и пытались бороться с ним всеми возможными способами. Его образ жизни и жадность давно переполнили чашу терпения. Каноники при поддержке горожан и совета хотели отстоять свои интересы и освободить Вюрцбург и монастырь от непосильных долгов. Но, с другой стороны, епископу удалось перетянуть на свою сторону нескольких каноников, включая брата самого настоятеля. Их было меньше, чем противников епископа фон Брунна, но все равно немало, по словам фон Грумбаха. В том, что такая лояльность была достигнута звоном монет, не было никаких сомнений. Как и не было сомнений в том, как противен ему епископ. Именно поэтому Элизабет не могла понять, что происходит. Может, настоятель и его приверженцы с помощью такого подарка хотели настроить епископа на уступки? Но они не могли быть так глупы. Фон Брунн принял бы подарок, возможно, поблагодарил, но ни на шаг не уступил бы капитулу! Да и что это за подарок? Она знала об аморальном поведении епископа, его содержанках и внебрачных детях, но все давно к этому привыкли и вряд ли удивились бы, узнав о новой любовнице. Так зачем же она ехала в карете в Мариенберг?

Кучер обменялся парой слов со стражниками, и они пропустили его дальше через мост и следующие двое ворот во внутренний двор. Карета остановилась у широких ступенек, ведущих наверх в парадный зал. Кучер спрыгнул на землю и открыл Элизабет дверцу. Она чувствовала, что во время поездки ее укачало, ей стало дурно и началось постукивание в висках. Удобной поездку в карете точно не назовешь!

Как и было указано, Элизабет опустила вуаль до подбородка и последовала за слугой, ожидавшим ее, в личные покои, где горело только две свечи — огонь в камине превратился в кучку жара. Элизабет с любопытством осмотрелась. Значит, это была опочивальня епископа Иоганна II фон Брунна. Убранство выглядело благородно и роскошно несмотря на тусклый свет. Она прикоснулась к позолоченной фарфоровой фигурке на камине. Дурнота усилилась, голова начала гудеть. У нее было такое чувство, что ей в лоб втыкают раскаленные иголки. Элизабет съежилась. Что с ней происходит? Хоть бы ее не стошнило на одежду епископа! Что тогда скажет каноник фон Грумбах? Она прямо почувствовала на себе его холодный взгляд. Нет! Он так много для нее сделал. Если бы не он, она бы уже давно была в Нюрнберге в другом борделе или потерялась бы где-то по дороге, и никто не вспомнил бы о ней. Она должна была выполнить для него это поручение. Хорошо выполнить!

Элизабет села и закрыла глаза. Она попыталась глубоко вдохнуть и выдохнуть, избавившись от спазмов в желудке. Она почувствовала запахи… удивительно чужие и в то же время знакомые запахи, вызвавшие поток бессвязных картинок. У Элизабет закружилась голова. В поисках помощи она схватила медальон на своей шее. Он был ее утешением и успокаивал ее расшатанные нервы. Ощупывая пальцем жемчужинки, она попала ногтем в углубление.

В коридоре послышались шаги. Элизабет вскочила. Она совсем забыла потушить свечи и раздеться. Для последнего было слишком поздно! Элизабет быстро загасила свечи и еще успела снять чепчик с вуалью и распустить заколотые волосы, когда дверь открылась и на пороге появился тучный мужчина. В свете, падающем из коридора, Элизабет заметила красные кожаные сапоги, желтые чулки и отороченное мехом бархатное одеяние. Прежде чем она смогла рассмотреть его лицо, дверь закрылась и в комнате воцарилась темнота, если не считать жара в камине. Элизабет, нервно сложив руки в замок за спиной, не знала, что ей делать или говорить. Что ожидал от нее епископ?