Дарья Плещеева - Слепой секундант

— Кабы я знала, что ты, сударь, пойдешь по следу!!!

— Вы считали господина Валера неспособным поймать и наказать обидчика? — осведомился Андрей, с трудом удерживаясь, чтобы не улыбнуться. Девица, при всей своей придури, нравилась ему прямотой и горячностью.

— Ну да, считала.

— А меж тем он рисковал жизнью, выслеживая вымогателей. Вам о том не докладывая…

— Как?

— Полез прямо в разбойничий вертеп, переодевшись плотником. Диво, что жив остался. Так что советую набираться житейского опыта, сударыня. Право, пригодится.

— Боже мой… — пробормотала Гиацинта. — Он? Точно — он?

— А для чего же, по-вашему, друг вашей матушки отрастил эту бороду? Ну, кто старое помянет — тому глаз вон, — пошутил Андрей. — По голосу можно понять, что вы очень молоды. А по манерам — что вы, пожалуй, хороши собой и потому избалованны сверх всякой меры.

Забыв, что Андрей ее не видит, Гиацинта встала в трагическую позу и протянула перед собой руку с видом героини, изгоняющей вон со сцены главного мерзавца.

— Ну что ты станешь делать?! — риторически спросил Валер. — Театр ей подавай! И ведь с самого младенчества театром бредит! Кабы еще и пьесы читать любила…

— А я все, что надо, с голоса заучу, — пообещала Гиацинта. — Я умею! Господин Соломин, ну хоть вы скажите — ведь коли у меня театральный талант, негоже его в землю закапывать! Я и пою прекрасно, и танцую! Я ловкая — и бегаю быстро, даже в шнуровании! Я и стрелять умею! Я буду полезна! А коли вы меня прогоните — я сама стану искать этого маркиза, черти бы его побрали!

Андрей не видел ее лица, но живо вообразил, какая гордость на нем обозначилась, какое вольнодумие засияло в глазах девушки: выругаться, помянуть черта в присутствии мужчин было своего рода подвигом, хоть и подвигом дурного вкуса.

Неожиданно на помощь Гиацинте пришел Еремей:

— И то, — подтвердил он. — Где черт сам не управится, туда бабу подошлет.

— Господин Валер, помнится, была речь, что вы поедете в Гатчину — искать господ Решетникова и Вяльцева, — напомнил Андрей. — Вот, может, и отправились бы вдвоем. Если Марию Беклешову там прячут, то, может, девице сподручнее было бы расспрашивать местных баб…

— Я справлюсь! — пылко пообещала Гиацинта. — А потом вы поймете, что мне можно доверять, и мы найдем этого проклятого маркиза…

— Дайте мне слово, что, коли увидите его в Гатчине, не вцепитесь ему в глаза и не поднимете крик на всю губернию, — потребовал Андрей.

Он не видел лица Гиацинты, но по молчанию понял — попадись ей сейчас маркиз, полетели бы от него пух и перья.

— Любопытное ремесло у господина маркиза, — усмехнулся Валер.

— Прежде всего нужно спасти Беклешову, месть — потом. И ради этого я хочу сделать вам, мадмуазель Гиацинта, несколько вопросов. Вы, будучи прирожденной актеркой, должны замечать всякие особенности поведения, манер… — не будучи великим знатоком души человеческой, Андрей понимал все же, что пусть к сердцу норовистой Гиацинты лежит через ее страсть к театру. — Вы единственная из нас знаете маркиза де Пурсоньяка. Что он за птица? Каков собой?

— Он мне мерзок, — сразу выпалила Гиацинта. — Он постыдно сбежал!

— Стало быть, трус? Или, добиваясь вас, он был смел, как всякий кавалер?

— Да, был, разумеется… — Гиацинта задумалась. — Или нет — не был! Это так важно знать?

— Важно, сударыня, и никто, кроме вас, этого не скажет. — Андрей ободряюще улыбнулся Гиацинте.

Девушка любила лесть — как же не любить лесть истинной актерке? Но была неглупа и догадлива. Да и другое почуял Андрей — ей недоставало в жизни друга, которому можно довериться — и который одновременно мог бы ею ненавязчиво руководить.

— Сударь, выйди, ради бога, я скажу господину Соломину… — обратилась она к Валеру.

Валер посмотрел на дочку с превеликим подозрением — но мужественно вышел. Еремей, повинуясь жесту барина, — также.

— Говорите, сударыня. И знайте — я вам не матушка, что бы ни услышал, крика не подниму и без чувств не грохнусь, — пообещал Андрей. — Так что же было меж вами и маркизом, кроме французских записочек и обещаний определить вас в Большой Каменный театр?

— Было то, что он… — девушка смутилась. — Он на полдороге остановился, вот что было! Я знаю, каков настоящий поцелуй, мне Лиза Селецкая все рассказала! Как хорошо, что вы меня сейчас не видите, я вся горю, как вспомню… Мне было бы стыдно так целоваться…

— Стало быть, за руку маркиз вас брал, а целовать в уста не осмелился?

— Он только в щеку целовал. Сказывал — до свадьбы иначе нельзя. И писал о том же.

— Ладно, Бог с ними, с поцелуями. Опишите, каков он собой. Только честно — невзирая на то, что мерзавец.

— Он хорош собой, — мужественно признала Гиацинта. — У него лицо продолговатое, глаза большие, светлые, нос прямой. Ресницы длинные. И еще — он меня обнимал не по-настоящему, к груди не прижимал, а я знаю — следует прижимать.

— Вам ни разу не всходило на ум, что вас обольщает переодетая женщина?

— Господи Иисусе! Как же это возможно?! — изумилась девушка.

— Отчего нет? Такая же прирожденная актерка, как и вы, которую наняли исполнять гнусную роль… Она умеет увлечь, в душу влезть, умеет написать такое письмо, чтобы ответное оказалось компрометирующим. Могло такое быть?

— Можно ли быть такой дурой, чтобы не отличить кавалера от переодетой дамы? — сердито спросила девушка.

— А тут дело не в уме или глупости. Дело в актерском мастерстве. Вы бы могли на театре представить влюбленного кавалера?

— Я бы могла!

— Отчего ж другая не сумеет?

Гиацинта задумалась.

— Если это так — я ей все космы повыдергаю! — вдруг выпалила девушка, и Андрей понял: угадал!

— Тогда слушайте внимательно, — Андрей решил перейти прямо к делу. — В Воскресенской обители живет матушка Леонида. Именно к ней прибежала Маша Беклешова, когда отец ее из дому выгнал. И оттуда Беклешову увез человек, который, скорее всего, и есть ваш проклятый маркиз. Вы поезжайте в обитель и сыграйте там роль. Объясните матушке Леониде, что вы дальняя родня и подруга Маши. Объясните, что ваша семья готова ее приютить и защитить. Пусть матушка Леонида поможет ее отыскать. А заодно очень осторожно расспросите, верно ли, что Машу забрал из обители ее тайный жених. Не граф Венецкий, о котором все знали, а другой, тайный? Словом, вот вам роль! Исполняйте!

— Господин Соломин! — воскликнула Гиацинта. — Вы первый, кто так со мной говорил! Вы — ангел, право, ангел! Ах, отчего не вы — мой батюшка? Вы бы меня понимали!

Андрей невольно хмыкнул. Он был всего лишь лет на десяток постарше Гиацинты, но хвороба не красит — девушка искренне прибавила ему возраста, исходя из бледности лица и черной повязки на глазах.