Евгений Санин - Завещание бессмертного

—Да! — охотно ответил старик.

—А о пчелах — в улье? — подмигнул Аппий Клавдий.

—Смотри! — с усмешкой погрозил ему пальцем Полибий. — Хоть ты и первый по списку в сенате, а такого напишу о тебе в своем труде, что не возрадуешься! Хочешь предстать перед потомками в неприглядном виде?

Сенатор, пробурчав себе под нос, что последнее дело связываться с писателями, судьями и врачами, даже если они шутят, отошел в сторону, и Полибий обратился ко всем:

— Знаю, знаю, какая у вас сегодня радость, ведь это всего второй случай, когда завещают царство Риму. Первой была Кирена, которую двадцать три года назад завещал вам Птолемей. И вот теперь — Пергам, и как нельзя кстати! Как же вы намерены распорядиться таким щедрым подарком Аттала?

— Спроси об этом лучше Тиберия! — мрачно махнул рукой Муций Сцевола. — Хоть ты образумь его — подставляет свою грудь прямо под мечи отцам–сенаторам!

— Не дается даром победа над тем, кто готов подставить свою грудь под удар! — начал было заступаться за Гракха Блоссий, но Полибий жестом остановил его и взглянул на Тиберия:

— Расскажи старику…

Тиберий повторил все, что уже слышал Эвдем. Полибий задумчиво сказал:

— Как сказал бы любящий латинские поговорки твой друг и учитель Блоссий, ты ступаешь по огню, прикрытому обманчивым пеплом! Я же скажу как историк: немало писал я о людях, пытавшихся взвалить на свои плечи такую тяжесть, какую осмеливаешься поднять сейчас и ты. И уже благодаря этому имя твое переживет тебя, и истина, как самая верная и терпеливая дочь времени, поставит его в один ряд с Муцием Сцеволой, великим предком нашего уважаемого хозяина, Горацием Коклесом, Сципионом Африканским, Но остерегись, мало кто из этих людей умер в свое время собственной смертью. Я стар, ты — молод, и поэтому мне очень не хотелось бы в своем труде, упоминая о тебе, написать слово «был»…

— Как бы он, и правда, не накаркал беды! — обеспокоено шепнул хозяину Аппий Клавдий, и встревоженный не меньше принцепса сената, консул торопливым жестом приказал рабам вносить столики с яствами и винами.

Но Полибий, не обращая внимания на возникшую суету, с грустной улыбкой положил свою старческую руку на плечо Тиберия:

— Завтра тебе предстоит очень важный шаг. Задумайся над ним, И пусть дела и трагические судьбы лучших сыновей Рима помогут тебе сделать правильный выбор.

Фемистокл, как всегда, в доспехах и с мечом на поясе, при свете факела, придирчиво осматривал стрелы, наполняя ими свой простой, с дешевой медной накладкой, колчан.

Услышав стук входной двери, он отложил в сторону очередную стрелу, казавшуюся ему ненадежной, и недовольно покачал головой:

- Ну, наконец–то, Клеобул! Почему так долго? Мне давно надо быть на крепостной стене, посмотреть, как там!

- На крепостной стене все в порядке! – послышалось в ответ.

Фемистокл вздрогнул и поднял над головой факел:

- Серапион? Ты?!

- Да! – подходя, кивнул «друг царя». – Наши воины готовы отразить штурм, а римляне, как всегда, медлят!

- Хвала богам, — сдержанно отозвался Фемистокл. – С чем пришел?

Но Серапион не торопился с ответом и вел себя как–то необычно.

- А… где Клеобул? – оглядевшись, спросил он, впервые называя раба Фемистокла не Афинеем, что значит просто раб из Афин, а его настоящим именем.

- Тебе–то что до него? – с удивлением уточнил Фемистокл.

- Мне ничего, а вот ты бы не выпускал его без особой надобности из дома.

- Это еще почему?

- В Тавромении неспокойно. Мало ли что может случиться… — уклончиво ответил Серапион.

В его тоне не было обычной подозрительности. И это еще больше насторожило Фемистокла.

- Говори прямо, что тебе надо? – потребовал он. – Зачем ты пришел в мой дом?

- Только по долгу службы! – клятвенно прижал ладони к груди Серапион. – Тебя срочно вызывает к себе базилевс!

- Меня? – изумился Фемистокл. — Он еще помнит, как меня зовут? Два месяца ему не было никакого дела до моих советов, а тут – к себе, срочно!.. Зачем?!

- Там узнаешь! — приглашая следовать за ним, показал рукою на дверь Серапион, и снова в его голосе не было ни тени угрозы или злорадства.

Фемистокл, недоумевая, вышел из дома, и его тут же взяли в плотное кольцо не меньше двух десятков воинов из личной охраны Евна.

- Зачем тебе столько охраны? – с усмешкой спросил он. — Не лучше ли было поставить их на стены Тавромения?

Но Серапион не принял его иронии:

- Базилевс приказал доставить тебя целым и невредимым! А в городе теперь такое творится… Вон, слышишь? – поморщился он, кивая на поворот, за которым слышались душераздирающие крики.

Фемистокл согласно махнул рукой и вдруг с тревогой прислушался:

- Погоди, это же, кажется Клеобул… Ну, да – его голос!

Обнажив меч, он бросился за поворот, но Серапион с воинами опередили его.

На площади их глазам предстала страшная картина. Несколько могучих воинов, одетых в звериные шкуры, тащили на себе к костру с большим чаном, в котором булькала вода, извивающегося Клеобула.

- А ну, стой! – закричал на них Серапион. — Что здесь происходит. В каком виде, и за каким занятием я застаю личную гвардию базилевса?!

Узнав Серапиона, воины начали виновато огрызаться:

- Мы сегодня отдыхаем…

- Базилевс больше не кормит нас…

- И вы решили – съесть его? – показал на юркнувшего за Фемистокла Клеобула, Серапион.

- А чем мы хуже горожан, которые давно уже едят друг друга по жребию? — с вызовом уточнил огромный воин, в котором Фемистокл узнал бывшего гладиатора, беглеца из Рима — Фрака. — Надо будет, и тебя съедим!

- А известно ли тебе… — подступая к нему, с угрозой принялся уточнять Серапион, — что базилевс под страхом смерти запретил жителям Тавромения, какой бы в нем ни был голод – поедать друг друга? Или ты уже забыл, кто твой самый главный начальник? Так я напомню – вот он, перед тобой! Как стоишь перед «другом царя» и «начальником кинжала»?! Смирно! Покажи, в порядке ли твое оружие? А доспехи? Не подведут ли они тебя в первом же бою?

Фрак, по намертво въевшейся в него давней привычке гладиатора беспрекословно повиноваться начальству, покорно вытянулся перед Серапионом: вот меч, показал он… а вот — бронзовая пластина, защитница сердца.

- Хорошо ли она держится? А ну–ка, приподними ее! – скомандовал Серапион, и как только Фрак выполнил приказ, с кошачьей ловкостью выхватил саблю и по самую рукоять вонзил ее в грудь бывшего гладиатора.

- И так будет с каждым, кто осмелится не подчиняться воле нашего базилевса! – предупредил он, показывая пальцами охране, что делать дальше.

Несколько воинов, под хмурыми взглядами «гвардейцев», залили кипящей водой костер, и они продолжили путь.