Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

— Марсель! — взволнованно воскликнул король. — Неужели ты действительно Марсель Сорбон, сын Серафи?

Марсель встрепенулся и, помедлив мгновение, твердо ответил:

— Да, ваше величество!

— Наконец‑то я нашел тебя, мой сын! — вскричал король, заключая в объятия онемевшего от изумления Марселя. Затем король, немного отстранившись, мягко проговорил: — Я вижу, что ты не знаешь, кто твой отец. Так знай же! Это я! Я — твой отец! О, какой счастливый час!..

— Боже мой… — ошеломленно проговорил Марсель. — Вы, ваше величество?..

Король снисходительно и ласково посмотрел на сына, который от потрясения как будто потерял дар речи. Потом, протянув руку к портрету, проговорил:

— Я встретил тебя у портрета твоей матери. Посмотри, ее взгляд устремлен на нас, и небесное спокойствие светится в чертах ее лица.

Не отпуская руки Марселя, король обернулся к маркизе, тихо стоявшей в стороне:

— Благодарю вас, благодарю вас, мой дорогой друг, за эти незабвенные минуты!

Потом, снова повернувшись к Марселю, пояснил:

— Госпожа маркиза сделала все возможное и невозможное, чтобы устроить эту встречу отца с сыном. Я не чаял увидеть тебя в живых… Она знала соединяющую нас тайну и разгадала Марселя Сорбона в маркизе Спартиненто. О, я никогда не забуду этой вашей услуги, мадам!

Маркиза, не вмешиваясь, вслушивалась в довольно несвязный разговор отца с сыном — их волнение было ей понятно.

Наконец король, словно что‑то вспомнив, подвел сына к портрету матери и возложил руки ему на голову. Потрясенный Марсель опустился на колени, принимая родительское благословение под ласковым взглядом матери.

Глубоко потрясенный всем происшедшим, Марсель проводил короля и маркизу до их покоев. Прощаясь и пожелав доброй ночи, он попытался поцеловать королю руку, но тот не позволил и порывисто прижал сына к груди.

Вернувшись к себе, Марсель прямо в одежде бросился на кровать. Буря чувств бушевала у него в груди, и временами ему казалось, что все это ему померещилось. Ворочаясь без сна почти до утра, он перед рассветом наконец уснул в твердой и радостной уверенности, что наконец‑то нашел своего отца, который тоже столько лет искал его…

XXI. ТАЙНА ДВОРЦА

Страх и настороженность старушки–кастелянши свидетельствовали, что она ни за что на свете не согласилась бы выдать свою тайну. И оберегая не только тайну, но и покой несчастной подопечной, она с трогательной заботой пеклась о больной.

В тот вечер, когда случилась описанная нами встреча герцога Бофора с призраком умершей сестры, старушка, окончив дневные дела по дому, с облегчением возвратилась в свою комнатенку.

— Слава Святой Деве! Никто не знает, кто эта больная, — бормотала она, наводя в комнате порядок. — Я сдержу свое слово, я не выдам тайны ни за что!.. Бедная госпожа Каванак! Как она сумела доплестись сюда… Едва ноги переставляла… Все думают, что она давно умерла. Никому и в голову не приходит, что она жива, слава Богу! А она, бедняжка, только тем и дышит, только тем и живет, что надеется спасти сына да снова повидаться с ним… Какие испытания ниспосланы ей, родной дочери покойной герцогини, наследнице знатнейшего рода! Она и не подозревает, что сейчас совсем рядом с ней сам король. И слава Богу, пусть остается в неведении, не то не будет ей никакого покоя… Уж я‑то знаю эту давнюю историю…

Продолжая еще что‑то бормотать себе под нос, старушка подошла к двери в соседнюю комнатку и тихо ее приоткрыла.

Больная лежала на измятой постели. Ее смертельно бледное лицо было искажено давним непроходящим горем и болью, сжигавшими ее изнутри. И все‑таки оно не утратило следов былой красоты — в тонких чертах угадывалась возвышенность чувств и утонченность характера.

Когда кастелянша, осторожно ступая, вошла в комнату, больная с трудом повернула голову на подушке и спросила слабым голосом, в котором звучал страх:

— Где он, Манон? Ты видела его? Он все еще бродит в парке?

Бедная больная потеряла счет времени, и каждый раз, хотя миновало уже несколько дней, задавала один и тот же вопрос, со страхом ожидая ответа.

Старушка, ласково улыбаясь, проговорила в который уже раз, словно маленькому перепуганному ребенку:

— Нет, госпожа Каванак, герцога там нет. Поверьте мне и положитесь на меня. Будьте спокойны, я ведь и прежде служила вам, еще когда была жива покойная герцогиня–мать.

— Я помню, Манон, и верю тебе, — слабым голосом ответила больная. — Но только мне никак нельзя дольше оставаться здесь.

Но старушка, не соглашаясь, ласково уговаривала:

— Ах, госпожа Каванак! Вам нечего и думать о том, чтобы сейчас оставить дворец. Вам сначала надо выздороветь и хоть немного окрепнуть.

— Ты так добра, Манон, — ответила больная. — Но право же, я уже совершенно здорова. И мне пора уходить…

Старушка в отчаянии всплеснула руками:

— Ради всех святых, откажитесь от этой мысли, госпожа! А вдруг герцог узнает, что вы живы? Беда!

Больная слабо, но настойчиво возражала:

— А Марсель! Мне необходимо уберечь Марселя от козней Анатоля.

Старушка не соглашалась:

— Вы слишком слабы и нездоровы. Ради Бога, оставайтесь здесь. Я вас умоляю, госпожа!

— Ты желаешь мне добра, я знаю, — с признательностью прошептала больная, слабо улыбаясь. — Но мне больше нельзя оставаться здесь. Да я и в самом деле чувствую себя лучше. Мне надо отправиться в Париж и повидаться с бедняжкой Адриенной Вильмон.

— Да живой вы туда не доберетесь! — решительно заявила старушка Манон. — Чудо, что и на этот раз вам удалось избежать смерти. Такое может не повториться.

— Если у меня не хватит сил, Адриенна сможет предупредить Марселя.

Манон призадумалась и вдруг спросила:

— А где живет Адриенна?

— На острове Жавель, у своей тетушки. Мне во что бы то ни стало надо повидаться с ней.

Старушка снова призадумалась и решительно проговорила:

— Нет, госпожа Каванак, вам никак нельзя отправляться в Париж. Вы туда просто не доберетесь!

— А здесь я умру от тоски и горя, — обреченно молвила больная.

Манон всплеснула руками:

— Святая Дева, как же быть?

— Я надену густую вуаль, — попыталась успокоить ее больная. — И никто меня не узнает.

— А герцог?

— Правда, я боюсь его, — прошептала больная и с неожиданной силой проговорила: — Но необходимо вовремя предупредить Марселя.

И тут старушке пришла в голову спасительная мысль.

— Знаете, — решительно сказала она. — Я сама съезжу в Париж за Адриенной.

В темных глазах больной мелькнул огонек надежды.

— Ты, Манон? Что ж, пожалуй, так будет лучше. Привези ее сюда, и я все ей расскажу…

Но старушка вдруг заколебалась.

— Но… Но как это сделать? Ума не приложу…

— Поторопись, моя милая, — забеспокоилась больная. — Я должна успеть рассказать Адриенне все, пока еще могу.