Адольф Мютцельбург - Властелин мира

Адольф Мютцельбург родился во Франкфурте-на-Одере в 1831 году. С детских лет он был уверен, что станет писателем. Ученье давалось ему легко. Он много и жадно читал, пробовал свои силы в сочинительстве. Еще в тринадцатилетнем возрасте он послал в одну из газет два своих рассказа и был крайне удивлен, когда ему вернули написанное. Познакомившись с творчеством Александра Дюма, Адольф сделался его страстным почитателем. Вскоре он переехал в Берлин, решив посвятить себя литературной деятельности. Из-под его пера один за другим начинают выходить популярные исторические романы. Особое место в его творчестве занимают продолжения «Графа Монте-Кристо» — особо полюбившегося ему романа его литературного кумира.

— Еще один прыжок, мой славный Сокол, и мы на той стороне! А там лети себе по равнине, как стрела индейца. Ну, смелее!

Произнося эти слова, молодой всадник ободряюще похлопывал правой рукой по холке своей лошади, поскольку в левой держал поводья.

Это был, впрочем, рискованный шаг, и Сокол, казалось, не осмеливается преодолеть зияющую у него под ногами расщелину в скалах. Он приготовился было к прыжку, но потом, испугавшись, вновь заупрямился.

— Что это с тобой? Давно не пробовал шпор? — сердито воскликнул молодой человек, не задумываясь о том, что неудачный прыжок лошади стоил бы ему жизни, ибо расщелина достигала в глубину более тридцати футов. — Сейчас я тебе напомню!

С этими словами он вонзил длинные испанские шпоры в брюхо лошади, которая от боли встала на дыбы, резко прянула в сторону, словно намереваясь сбросить всадника, но потом одним мощным прыжком перенесла его через казавшееся непреодолимым препятствие.

Очутившись на противоположной стороне расщелины, Сокол остановился, дрожа всем телом и пугливо всхрапывая, он будто сознавал, что избежал большой опасности. А всадник звонко расхохотался.

— Не говорил ли я тебе, глупое животное? — воскликнул он, словно лошадь могла его понять. — Кратчайший путь — самый лучший, пусть даже он лежит через сотню таких расщелин!

Отважный всадник, произносивший эти слова, был статным молодым человеком немногим более двадцати лет от роду, истинным испанцем с головы до пят, таких же чистых кровей, как и его конь. Из-под соломенной шляпы выбивались вьющиеся каштановые волосы, над орлиным носом сверкали темные глаза, а усы были закручены столь тщательно, словно дон Лотарио ехал на лошади по Пуэрта-дель-Соль — самой аристократической улице Мадрида, — а не преодолевал скалы Верхней Калифорнии, которая в описываемое нами время — в начале сороковых годов XIX века — еще принадлежала Мексиканской республике.

— Вперед, — крикнул дон Лотарио, — но не так быстро, иначе мы, чего доброго, еще свернем себе шею!

Лошади и всаднику предстояло спуститься в долину, преодолевая выступы скал и хаотичные нагромождения камней. Ни малейшего намека на тропу не было, и любой менее отчаянный человек натерпелся бы смертельного страху, решившись на подобное предприятие даже пешком. Лишь человек такой безрассудной храбрости, как дон Лотарио, мог доверить свою жизнь лошади: не заботясь о том, куда Сокол ставит копыта, наш герой смотрел в долину. Дон Лотарио как раз собирался замурлыкать какую-то песенку, но тут лошадь снова остановилась.

— Каррамба, Сокол! — вскричал он. — Если ты так пуглив, нам то и дело придется ссориться. Что с тобой? Почему ты ловишь ноздрями ветер? Ах, вот оно что! На этот раз ты прав.

С этими словами он бросил поводья, и руки его метнулись к кобурам, притороченным по обе стороны седла. Через мгновение в каждой оказалось по двуствольному пистолету.

Предосторожность была, похоже, не напрасной. Перед нашим всадником как из-под земли, словно горные духи, выросли пять темных фигур. Это были индейцы, уроженцы здешних мест. Двое из них были вооружены копьями и луками, двое — только ножами, а у пятого за плечами виднелось старое охотничье ружье.

— Ни шагу дальше! — крикнул дон Лотарио, когда этот последний приблизился. — Что вам нужно? Ни шагу дальше, говорю вам! Иначе четырех из вас уложу из пистолетов, а последнему хватит и моего ножа!

Однако прежде, чем он успел привести свою угрозу в исполнение, краснокожие вновь исчезли, то ли испугавшись, то ли вообще не собираясь нападать на бледнолицего. Еще некоторое время дон Лотарио оставался на прежнем месте: ему хотелось удостовериться, что индейцы в самом деле удалились. Вскоре он вновь заметил их поодаль на гребне скалы — они спешили в противоположном направлении.

— На этот раз я сэкономил порох! — невозмутимо заметил испанец, убирая пистолеты в кобуру. — Может быть, краснокожие охотились за лордом; в таком случае я смогу предостеречь его, и в знак благодарности он будет более откровенен со мной. Вперед, Сокол, теперь ты достаточно отдохнул! Через десять минут мы должны быть на горе Желаний.

Лошадь, осторожно выбирая, куда поставить копыта, продолжила спуск по скалам и через несколько минут благополучно добралась до поросшей зеленой травою долины. Испанец потрепал лошадь по холке, щелкнул языком, и она помчалась, в полной мере оправдывая свою кличку, причем почти так же бесшумно, как летит по воздуху сокол, ибо мягкий зеленый покров скрадывал топот копыт.

Не прошло и десяти минут после встречи дона Лотарио с индейцами, как он уже миновал мост, недавно перекинутый через небольшую речку с кристально чистой водой, и остановился у подножия горы, которую местные жители называли горой Желаний.

Он посмотрел вверх и покачал головой. Почему? Непосвященному было бы нелегко узнать причину. Но тот, кто знал, что всего полгода назад на этой горе не было ничего, кроме нескольких жалких пихт, кривых кедров и кустарника, и обнаружил теперь деревянные, а кое-где даже каменные постройки, венчавшие ее вершину, — тот не удержался бы и тоже покачал головой. Эти постройки поднялись как по волшебству. Вершина горы стала совершенно неузнаваемой. Одни каменные глыбы были взорваны, другие соединены друг с другом кирпичной кладкой, так что вершину горы окружал теперь прочный каменный пояс — стена, образующая внушительную линию укреплений, амбразуры которой свидетельствовали о том, что она предназначена именно для обороны.