Владимир Кедров - На край света

Собак распрягли и нарты миром затащили на косогор. Часом позже, сидя на лавке перед пылавшей печью, Фомка с Сидоркой, перебивая друг друга, рассказали о заговоре Стадухина с Анкудиновым.

— Мужик лишь пиво заварил, — проворчал приказный Гаврилов, — а уж черт с ведром.

«Эх, Михайла, Михайла! — думал Дежнев о своем давнем товарище-однополчанине Стадухине. — До чего довела тебя гордость! А жаль… Умный ты мужик. Но поддаться я тебе не поддамся. Тоже ведь и мы не лыком шиты, злой ты мой человечище…»

Дежнев сердечно поблагодарил Фомку с Сидоркой. Он обрадовался, когда услышал, что они напрашиваются идти с ним по морю.

— Таких, — сказал он, — нам и надо. Это нашему брату на руку.

Однако, выслушав новости, все крепко задумались.

— Не пущу я этого разбойника в острог. Пусть зимует где хочет, — решительно сказал приказный Гаврилов.

По его твердому взгляду все поняли, что он так и сделает.

Дежнев принял свои меры. На другой же день плотбище, место шитья судов, стали обносить крепким тыном. По углам поставили сторожевые башни. За тыном у судов поставили избу для стражи, а у избы — клеть для собак. Стражу удвоили как у судов, так и в остроге.

К возвращению Попова в Нижне-Колымский острог на городках — бревенчатых клетках — уж стояли наборы [55] Набор　— остов судна. всех шести кочей.

Кочевой мастер Степан Сидоров шитье коча начинал с укладки «матицы» — киля. К матице спереди и сзади крепились наклоненные коржины [56] Коржины　— носовой и кормовой штевни. , а справа и слева — опруги, или ребра [57] Опруги, или ребра　— шпангоуты. К шпангоутам пришивается обшивка кочей. .

Дежнев и Попов постоянно бывали на плотбище. С самой закладки кочей Дежнев наблюдал, как плотники теслами [58] Тесло　— орудие для обработки дерева. и топорами обрабатывали кокоры, придавая им вид опруг. Он обсуждал с кочевым мастером форму каждого лекала и проверял готовые опруги.

Дежнев, Попов и Сидоров много толковали, как бы сделать кочи крепче, как увеличить их плавучесть.

Пока стояли морозы, нечего было и думать об обшивке кочей тесом. Хрупкие на морозе, доски ломались при первой попытке изогнуть их. До оттепели шла лишь заготовка досок и брусьев. Чтобы плотники не мерзли, на плотбище построили сарай, где разделывали лес.

Появление в остроге молодой якутки Кивили не вызвало особого удивления. В ту пору там не было русских женщин. Многие казаки и промышленные люди брали себе в жены якуток, тунгусок и юкагирок. В остроге и до прибытия Кивили уже было несколько женщин. Они окружили Кивиль, как только ее увидели.

Ойя, жена писаря Михайлы Савина, несколько дней назад отданная ему проезжим якутом, без умолку болтала с Кивилью на родном языке. Глаза Ойи бегали, а лицо оставалось неподвижным, словно маска.

Попов послал Кивиль в баню и наказал женщинам надеть на нее белье и новую одежду. Он нарядил ее словно куклу. Кухлянка и чулки на Кивили были беличьи; высокие сапоги-торбаса — внутри на заячьем, сверху — на пыжиковом меху; шапочка — соболья.

Кивиль быстро освоилась с жизнью в остроге, научилась объясняться по-русски, привыкла носить белье и с удовольствием ходила в баню. Она не любила сидеть в душной избе и находила развлечения на вольном воздухе.

Когда у Попова оказывалось свободное время, Кивиль просила его покататься с ней на оленях. Молодые люди садились на нарты, Кивиль гикала на оленей по-своему, да только их и видели!

Анкудиновцы долго ждать себя не заставили. Скоро шайка была на Колыме. Однажды под вечер она подкатила на пятнадцати собачьих упряжках и стала стучаться в ворота острога. Приказный Гаврилов не пустил анкудиновцев.

Лихие люди сначала шумели и угрожали. Но, поняв, что в остроге втрое больше народа, чем в их шайке, они приутихли. Начав с грозных требований, кончили жалобными просьбами.

— Пустите нас, Христа ради, — говорили анкудиновцы, — люди же мы. Неужто дадите нам от голода и холода сгибнуть?

Но приказный был твердый мужик.

— Вон, — сказал он, — версты за две, а то и ближе, стоит старое зимовье. Живите там, коли хотите. Сумели прийти, сумейте и прокормиться. Одно помните: коль вред от вас будет, не погляжу на зиму, выгоню вас и оттуда.

С тем Анкудинов и ушел. Он поселился в старом зимовье. Каждый день его люди слонялись у острога. Они приходили менять меха на крупу и соль. Немало находили они и других поводов, чтобы прийти. Приказный разрешил пускать их в острог для торга по три человека.

На следующий день по прибытии Анкудинов наведался на плотбище. Вечерело, когда он со своим подручным, плутоватым мужичонкой Пяткой Нероновым, подходил к тыну, окружавшему суда.

Вдруг из-за тына показалась рваная рысья шапка, и тонкий голос крикнул:

— Эй! Стой! Чтоб вас громом разразило!

Рядом появилась вторая голова с лохматой бородой, и густой бас спокойно произнес:

— Эй, молодец! Воротись! К смерти идешь!

Анкудинов с Нероновым увидели стволы двух пищалей, направленные в их головы. Неронов попятился. Анкудинов остановился. Некоторое время незваные гости стояли, изумленно всматриваясь в прицелившихся стражей.

— Тьфу ты, пропасть! — сплюнул, наконец, Анкудинов. — Да ведь это Фомка с Сидоркой!

— Вот те на! — отозвался Неронов, оборачиваясь к Анкудинову. — Выходит, они раньше нас сюда прилетели.

— Задери меня ведмедь, если то не ваша работа, что нас в острог не впустили да в гнилую землянку выгнали. Не так ли, голубчики?

— Не тебе нас спрашивать, не нам ответ держать, — ответил Сидорка, с важностью подняв нос.

— Нечего языки мозолить, — пробасил Фомка. — Ворочай назад! Коль вы меня знаете, слыхали, должно быть: я бью без промаха.

Анкудинов повернулся и пошел прочь.

— Что, брат, облизался! — крикнул ему вслед Сидорка.

— Пришлась ложка по рту, да, видно, хлебать нечего, — заметил Фомка, опуская пищаль.

Анкудинов злобно огрызнулся:

— Встретимся еще мы с тобой, старый гриб, на узкой тропочке. Да и ты, цапля ощипанная, от расчета не уйдешь!

Не прошло и несколько дней, как Анкудинов объявил мену.

— Меняю пятнадцать собачьих упряжек с нартами на коч. Хочу весной идти морем на Индигирку, — сказал он торговым и промышленным людям.

В остроге случились люди, которым надо было пробираться в Якутский острог. У них и коч оказался. Дело сладилось. Анкудиновцы получили коч, подтащили его по льду к своему зимовью и подняли на берег.

Так беспокойно жили дежневцы, готовясь к дальнему походу. Как бы то ни было, но они и кочи уберегли, и строили их несмотря на сильные морозы.

Едва улеглись заботы о защите кочей от анкудиновцев, Попов решил справить свадьбу с Кивилью. Он затеял ее на широкую ногу, желая не только повеселиться, но и встряхнуть своих будущих спутников. Свадьбу назначили в воскресенье на масляной неделе.