Богдан Сушинский - Жребий викинга

Весь остаток лета Гаральд и Елизавета провели в княжеской резиденции в Вышгороде. Потом, уже в Норвегии, они не раз вспоминали эти дни как самые счастливые в своей жизни. Переложив все хлопоты, связанные с содержанием варяжской гвардии и ее службой, на конунга Гуннара, принц устроил себе и невесте «вольную жизнь». Теперь все дни они проводили в конных выездах к речным лугам, в охотничьих блужданиях или в катании на специально сработанной мастерами уютной «королевской» ладье.

— А может, нам и не следует затевать войну за корону с недавно возведенным на трон королем Норвегии Магнусом? — молвила однажды Елизавета, когда они возвращались к пристани после очередного плавания по Днепру. — В низовьях этой реки много дикой, необжитой земли. Ты сейчас очень богат, и под твоим командованием тысячи воинов. Мы можем построить где-то там, на берегу, мощную крепость и, потеснив степняков, создать новое княжество, которое со временем станет королевством. Отец и мои братья помогут нам в этом.

— Даже там, в Дикой степи, я всегда буду оставаться чужестранцем. Перед своей последней битвой король Олаф, которого, как мне сказали, теперь уже возвели в сонм святых, взял с меня слово, что, если мы потерпим поражение и он погибнет, я все равно вернусь в Норвегию, изгоню ставленника датчан и восстановлю самостоятельное Норвежское королевство. Поэтому никогда больше не предлагай ничего такого, что отвлекало бы меня от мысли о возвращении на отчую землю.

Княжна тогда промолчала, а на следующее утро, во время завтрака, произнесла:

— Ты будешь королем норманнов, принц Гаральд. Сегодня ночью мне это явилось.

— Что и как тебе явилось? — не понял норманн.

— Разве вы не знаете, принц, что у Елизаветы Господний дар ясновидения? — вполголоса молвила прислуживавшая им за столом крутобедрая, грудастая Настаська.

— Но проявляется это не всегда, и порой не тогда, когда хочу, — охладила ее восторг Елизавета.

Гаральд задумчиво посмотрел на княжну и вполголоса проговорил:

— Не смей «проявлять» это в Норвегии. И не только потому, что там тебя могут объявить ведьмой. Об этом даре никто не должен знать, кроме меня. И видения твои открываться должны только мне.

— Одно из них открою прямо сейчас. Свадьба, которую ты просил моего отца назначить на начало лета, не состоится. Тебя вновь ждет долгий поход.

— В Норвегию?

— Нет, за то море, из-за которого ты недавно вернулся.

— Поход на Византию?! Перекрестись, княжна! Князь Ярослав никогда не решится идти против Константинополя. Это безумие.

— Не знаю, — слегка смутилась Елизавета. — Но так мне явилось.

Хотя Гаральд отказывался верить ее пророчеству, тем не менее после этой беседы он стал понемногу отдаляться от нее. Нет, внешне все оставалось по-прежнему: каждый солнечный день они использовали для того, чтобы показаться где-нибудь на людях вместе, несколько раз оставляли Вышгород, чтобы насладиться красотами прибрежных киевских холмов и храмов. Однако теперь норманн сосредоточеннее прислушивался к словам своей избранницы, постепенно избавляясь от пылкости в словах и поступках. И все чаще отмалчивался, понимающе улыбаясь или задумчиво пропуская девичью игривость мимо ушей.

А после их осеннего возвращения в столицу Гаральд стал видеться с ней еще реже: кроме забот, связанных с варяжской гвардией, теперь добавились переговоры с посланцами от норманнов. Сначала это были какие-то ярлы, прибывавшие из Ладоги, города, который был частью личных владений Ингигерды и в котором теперь гнездились норвежские изгнанники. Там действительно скопилось немало тех, кто когда-то принимал участие в последнем походе в Норвегию Олафа Святого, поэтому теперь выступал и против союза с датчанами, и против правления короля Магнуса, считая, что корона по праву должна достаться участнику этой битвы Гаральду Суровому.

Но весной стали появляться настоящие послы. Первыми примчались послы от претендента на датский трон Свена Эстридсена, племянника Кнуда Великого. Свен давно добивался датского трона и на этом основании предлагал Гаральду совместно выступить против Магнуса, чтобы затем по-братски поделить: ему, Свену, — датская корона, а Гаральду — норвежская. Но едва завершились переговоры с датчанами, как появились послы. Сначала шведского короля, отца Ингигерды, который был озабочен ситуацией, складывающейся в отношениях между Свеном, Гаральдом и правителем Норвегии Магнусом, а затем — и от самого Магнуса.

На первых порах Елизавета пыталась отстраняться от всего, что так или иначе было связано с борьбой ее принца за трон. Ей хотелось, чтобы все оставалось, как в первые недели после возвращения Гаральда из Византии: пылкие взгляды, вздохи, общие походы по реке, на охоту, по храмам… И уж совсем трогательно вспоминались вечера, когда, при свете камина, выложенного из дикого камня по норманнскому образцу, Гаральд брал в руки «пятиструнку» и напевал посвященные ей песни-висы. Но как все скоротечно!..

Кроме явных норманнских гонцов, стали появляться какие-то тайные, которые уже воспринимали княжну как будущую королеву Норвегии и которые пытались воздействовать на Гаральда через нее. Причем в конечном итоге все добивались того, чтобы принц на время передал командование варяжской гвардией Гуннару, а сам перебрался в Новгород, где по-прежнему правил брат Елизаветы, князь Владимир Ярославич, а еще лучше — в Ладогу и оттуда вел переговоры с правителями норманнов, готовясь к новому вторжению в Норвегию. Да и саму гвардию уже давно следовало бы перебросить если не в Швецию, то хотя бы поближе к Варяжскому морю.

Втягивая Елизавету в переговоры, эти гонцы тем самым постепенно завлекали ее, норманнку по крови, в паутину сложных родственно-политических хитросплетений, в которых формировались судьбы трех норманнских стран, а по существу — всего норманнского мира, со всеми его приобретенными территориями и амбициями. Тайным посланникам хотелось, чтобы Елизавета поскорее стала женой Гаральда, чтобы она настойчивее связывала королевскую партию этого конунга с могучим кланом своего отца, великого князя киевского.

Но когда ранней весной, прямо в присутствии Елизаветы, ее жених заговорил с князем Ярославом о свадьбе, тот неожиданно вспылил:

— Не о свадьбе сейчас нужно думать, конунг, не о свадьбе! Русь должна вернуться на свои дунайские земли, возрождая при этом славу воинов, которых водили в устье Дуная, на землю Русов, киевские князья Аскольд, Игорь, Святослав Храбрый. Но для этого нам нужно взять Константинополь или хотя бы подержать его какое-то время в осаде, чтобы заставить императора уступить нам эту землю, причем закрепить эту уступку договором.