Богдан Сушинский - Жребий викинга

— Твоя бы воля, варяг, ты бы выжег половину этой земли, — процедил Ярослав. — Потому что она не твоя. Потому что здесь тебя ничего не удерживает и ничего не свято.

— Просто я хочу, чтобы ты, князь, стал настоящим правителем огромной империи норманно-русичей.

— «Империи норманно-русичей»? А что, может появиться и такая империя?

— А почему ей не появиться, если по крови своей все князья и большинство бояр земли этой уже являются норманно-руссами? Нам всего лишь стоит объявить, что появился новый народ — норманно-русский.

Ярослав угрюмо помолчал, а затем, не выходя из этого состояния, произнес:

— Странно, до сих пор я об этом почему-то не думал.

— И простираться наша новая империя может от северных берегов Норвегии до северных берегов Понта Эвксинского.

— Именно об этом вы шептались с королем Олафом перед его отплытием в Киев?

— Об этом, — смиренно признал конунг.

— И король Олаф просил тебя узнать, как я отзовусь на этот замысел, как восприму его?

— Ему хочется верить, что ты, норманн, отец и брат нескольких князей-норманнов, согласишься с ним. Может быть, не сейчас, со временем, но обязательно согласишься. Свою часть этой норманно-русской империи, в виде Норвегии, он готов будет предоставить тебе.

Хутор состоял из пяти усадеб, расположенных в разных частях просторного луга. Три из них уже были обнесены высоким частоколом и представляли собой небольшие укрепления, которые германцы обычно называли фортами, а две были охвачены строениями и невысокими оградами, формировавшими замкнутые, удобные для обороны дворы.

Увидев их с пригорка, на который вывела княжеский обоз едва приметная дорога, князь тут же пожалел, что хуторяне возводили свои форты-жилища в низине. Если бы они избрали местом своего поселения какую-либо возвышенность, он тут же приказал бы своим войскам превратить его в крепость. Тем более что по ту сторону селения виднелся широкий изгиб реки. Едва Ярослав подумал об этом, как примчался гонец от командира арьергардной сотни, который еще издали прокричал: «Приближается войско Мстислава! Мы увидели его передовую сотню!»

Князь тут же приказал своим воинам спускаться вниз, к поселению, и возводить лагерь, используя кибитки обоза и частоколы местных усадеб, а также опоясывая его рвом и земляным валом. Причем с обеих сторон вал следовало подводить к крутому берегу реки. Основной массой своего уцелевшего воинства Ярослав усилил гарнизон Любеча, к Новгороду же с ним шел полк, едва достигавший двух тысяч норманнов да около трех сотен княжеских дружинников. Понятно, что с таким войском принимать бой в открытом поле было бы гибельно. Князь лично метался от одного участка лагеря к другому, подгоняя воинов и местных жителей, которые создавали валы из глины, дров, только что поваленных деревьев и вообще из всего, что попадется под руку. Он же велел трем десяткам лучников взобраться на деревья, чтобы, прикрываясь их кронами, поражать оттуда преследователей.

Однако в самый разгар этих приготовлений князь вдруг увидел странную картину: на том пригорке, с которого он лишь недавно осматривал селение, два года назад основанное в этой глуши язычниками-старообрядцами, появились воины с малиновым стягом князя Мстислава. Но рядом с ним чернел сотенный бунчук [61] Бунчук — отличительный знак, который изготавливался из короткого копья, завершавшегося заостренным металлическим шаром и окаймленным конским хвостом. Он служил и символом власти, и одновременно заменял боевой стяг. его арьергарда.

— Неужели моя сотня перешла к Мстиславу? — едва слышно спросил князь, стараясь не падать духом.

— Не может такого быть! — решительно покачал головой Эймунд. — Под бунчуком сотника Войтилы было три десятка моих норманнов. Эти к врагам не переходят. Норманны всегда служат тем, кто их нанял. Так было всегда. Да вон же они держатся чуть особняком, — указал он мечом на группу воинов, облаченных в «бычьи панцири» [62] Боевые куртки норманнов, как правило, были сшиты из толстой бычьей кожи. На спинной и нагрудной частях этого одеяния прикреплялись металлические щиты, а в отдельных случаях поверх курток надевалась кольчуга. . — Скорее всего, князь все-таки решился на переговоры.

— Предвижу, что командир передовой сотни станет затягивать время, пока подойдут основные силы и окружат наш лагерь, — скептически оценил ситуацию князь.

— Нам это время тоже понадобится, чтобы завершить сооружение лагеря, — напомнил ему Эймунд. — Так что, в сущности, мы ничего не теряем. Однако держаться тебе следует увереннее, поскольку великий князь киевский все еще ты, а не Мстислав. И такое положение вещей будет сохраняться еще долго.

— Не пытайся быть пророком, — осадил его Ярослав.

— Я всю жизнь пытаюсь оставаться воином, достойным своего племени норманнов, — хладнокровно огрызнулся Эймунд, — и этого с меня достаточно.

Содержание письма повергло Ярослава в шок. Такого поворота событий он не ожидал, да и не мог ожидать, поскольку считал, что все еще остается при здравом уме.

— Где сам князь Мстислав? — грозно поинтересовался он у эллина Визария, облаченного так, как обычно облачались римские легионеры. В таких же военных облачениях, с римскими шлемами на головах, пребывало и большинство прибывших с ним воинов.

— Он остался в Листвине, неподалеку от места нашей битвы. Правит тризну и ждет твоего ответа.

Сам Визарий поражал воображение своим могучим ростом и непомерно широкими плечами. Это был настоящий гигант из той породы златокудрых эллинов, которых Ярославу уже не раз приходилось видеть среди византийских купцов и воинов охраны. Однажды он даже полушутя предложил монаху Прокопию отправиться с купцами в Византию, чтобы подобрать с полсотни таких красавцев — для улучшения человеческой породы скифославян. Однако монах воспринял это предложение слишком серьезно и ответил, что породу скифославян следует улучшать кровосмешением со степняками, это будет выглядеть естественнее, поскольку они значительно ближе и по характеру своему, и по способу жизни.

— И что, этим посланием Мстислав желает убедить меня, что не собирается претендовать на киевский престол? — потряс князь в воздухе небольшим свитком пергамента.

Они сидели в светлице дома старосты селения, жена и дочери которого, обрадовавшись, что обойдется без кровопролития, заставляли стол все новыми и новыми яствами и напитками.

— Наоборот, он просит тебя вернуться в Киев, пока этот престол не захватил кто-то из местных бояр или бродячих князей.

— Из бродячих? — язвительно спросил Ярослав. — Как ваш князь Мстислав, этот богом проклятый Понтийский Странник? — Эллин недовольно покряхтел, однако промолчал. — Хочешь заманить меня в западню, которую приготовили люди моего кровожадного братца?