Богдан Сушинский - Жребий викинга

— И на полыни черной возведе Сатана печь и разведе огневище адско-ведёмское. И возойде над градом нашим звезда «полынь» неведомая [12] Чернобыль — одно из украинских названий полыни. Здесь интерпретируется библейское предсказание Иоанна Богослова о появлении губительной звезды «полыни», которая лучами своими отравит земли и воды. Многими современными исследователями это предсказание напрямую связывается с аварией на Чернобыльской АЭС и последующей экологической катастрофой. . И тридцать и три года извергать будет исчадие сие огонь адов, видимый и невидимый. И пламя его будет поедать ближние и дальние земли, превращая люд наш в двуглавых и четырехруких уродов, а землю — в пустынь змеинотравную.

Он стоял на печной плите летней монастырской кухни, словно на раскаленном алтаре библейской горы Сион, одетый в отребья монашеской сутаны, и плечи его, охваченные куском зашнурованной на груди недубленой козьей шкуры, вздрагивали при каждом слове. А руки, руки… — как это чудилось великой княжне — становились все длиннее и костлявее, и тянулись к открывающимся между хозяйственными постройками монастыря златоглавым куполам собора. И Елисифи [13] Под именем Елисифь и вошла княжна Елизавета Ярославна, дочь великого князя киевского Ярослава Мудрого, в историю Норвегии, в историю Скандинавии. Под этим же именем она приходит к нам из древних норманнских сказаний — саг. , как называли ее и мать-шведка, и норманны-телохранители, казалось, что слова эти произносит вовсе не этот нищий, не монастырский юродивый Никоний, который словно бы создан был для всеобщего сострадания и посмешища, а кто-то другой, незримый, лишь на какое время вселившийся в немощное тело старца, мудрый и всевидящий.

— …И будете вы ходить по раскаленной земле, как я хожу; и будет земля сия пустынна и бесплодна на все, что дарено человеку для пропитания. И прорастет на ней бурьян ядушный, и трехглавые крысы во множестве великом расплодятся по всей Руси.

Кто знает, каких ужасов еще наговорил бы юродивый, если бы в провидчество его не вмешался норманн-телохранитель Эймунд. Пожалев нервы юной княжны, он решительно обошел ее, так что чуть было не сбил с ног подвешенным к поясу тяжелым мечом, а затем вроде бы и не снял Никония с печи, а просто смахнул его тщедушное тельце решительным, мощным движением руки. Но не потому, что не поверил его пророчествам, а потому, что видел, как побледнела золотоглавая Елисифь, как вдруг застыли в изумлении ее непомерно огромные, голубые — словно две весенние льдинки в освещенном солнцем куске скального янтаря — глазенки.

Эймунд, этот полупросвещенный норманн, не мог допустить, чтобы дочь королевы Ингигерды была потрясена предсказаниями какого-то там юродивого, захвачена его дьявольскими видениями. «Ведь что такое пророчество? — размышлял он. — Кто может сказать, когда именно оно сбудется и вообще сбудется ли когда-либо? Сколько поколений пройдет через этот никем и никогда не напророченный мир, и на совесть какого юродивого [14] Позволю себе напомнить читателям, что некоторые юродивые пользовались на Руси особым почитанием. Исходя из тех предсказаний и видений юродивых, которые дошли до нас благодаря летописям и древним сказаниям, можно утверждать, что некоторые из них являлись, говоря современным языком, довольно сильными экстрасенсами, медиумами и прорицателями. Понятно, что этим людям нелегко было приживаться в тогдашнем обществе; тем более что в Западной Европе, где зверствовала инквизиция, таких людей обычно отправляли на костер. Так, на всякий случай… должны возлагать потомки наши пережитые ими ужасы?»

— Смотрите, он пошел! — невольно вырвалось у Елизаветы, когда, вынесенный могучим норманном из кухни, Никоний, как ни в чем не бывало, ступил на освещенную ярким весенним солнцем дорожку. — Его ноги не горят!

— Они почему-то не горят, Елисифь, — подтвердил не менее девчушки удивленный норманн.

— Неужели ему совсем не больно?!

— Не больно, как видишь, — мрачно признал Эймунд, хотя «огнеходство» этого юродивого странника явно выходило за пределы его разумения. — А вот почему не больно, этого он и сам, очевидно, не знает, — упредил ее следующий вопрос.

Девушка давно обратила внимание, что голова этого грозного воина, которого она побаивалась каким-то мистическим страхом, почему-то всегда была склонена на правое плечо; возможно, потому, что когда-то он был ранен в шею, на правой стороне которой и пролегал неглубокий, но угрожающе багровый шрам.

— Однако же так не бывает. Огонь должен пожирать все, что подлежит горению.

Норманн тяжело перевалил голову с правого плеча на левое, как делал всегда, когда затруднялся ответить на какой-то из множества невероятных вопросов великой княжны.

— Потому и говорю, что жечь его нужно целиком, — прогромыхал он после небольшой паузы своим рокочущим басом. — На костре. Всего и сразу.

— Считаешь, что юродивых следует сжигать? — Она спросила это без ужаса и укора, со спокойствием истинной правительницы, готовой выслушать любой разумный совет своего придворного.

– Вместе с его зловонными шкурами и прочим рваньем.

– Только потому, что он умеет стоять на раскаленной печи? — все с тем же поразительным спокойствием уточнила юная княжна.

– Будь я правителем Руси, я погнал бы всех этих бездельников-монахов и всяческих юродивых на первую же сечу с врагом. Впереди войска. Не столько устрашая противника, сколько очищая от этой скверны человеческой собственную землю.

Монахи, до сих пор молчаливо внимавшие видению юродивого, поспешно поднялись и, косясь на рослого варяга, на кольчуге которого ржавели в костяных ножнах короткие кинжалы, которые тот способен был метать во врага с непостижимой силой и точностью, побрели прочь. Однако, дойдя до угла монашеской житницы, за которой начиналась усадьба одного из бояр со всевозможными флигелями и жилыми постройками для охраны и слуг, они все же остановились, чтобы дослушать пророчество Никония.

— Молитесь же мне! — словно бы именно их призывал юродивый. — Молитесь и внемлите словам моим! — всем телом содрогался инок от каждого произнесенного слова, будто бы из гортани его не звуки слетали, а изрыгались библейские каменья для избиения грешников. — Ибо не я слова сии глаголю, но силы небесные порождают их. И то, что мысленно вижу я в минуты сии, не для себя зрю, но для вас. И прозрение мое есть спасительно ангельское, вселенское…

— Истинно так, истинно так! — взволнованно подтвердил Дамиан [15] Печерский монах-книжник Дамиан — историческая личность. , высокий, худощавый монах, с загорелым, пока еще не тронутым тленом кельи, молодым, всегда озаренным внутренней добротой лицом.