Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 4

— Почему ты не предостерег меня раньше?

— Потому что никак не думал, что вы такой сумасшедший, — невозмутимо ответил Мартин. — Я забыл, что вы молоды. Да, я забыл, что вы молоды и добры, слишком добры для времени, в которое мы живем. Вина моя. Пусть она падет на мою голову.

Фой закончил свой рассказ в гостиной уже гораздо более сдержанным и осторожным тоном. Когда он дошел до того места, как «Ласточка» взлетела на воздух вместе со всеми испанскими солдатами, Эльза всплеснула руками:

— Ужасно! Ужасно! Подумайте об этих несчастных, отошедших таким образом в вечность.

— Но подумайте также о том, зачем они попали на «Ласточку», — мрачно перебил Дирк и затем прибавил: — Да простит меня Господь, что я не могу печалиться о судьбе, постигшей этих испанских разбойников. Хорошо, Фой, прекрасно! Ну, продолжай.

— Кажется, все кончено, — кратко заключил Фой, — только два испанца уехали в лодке, и один из них, как говорит Мартин, главный шпион, Рамиро.

— Но там, в комнате Адриана, ты как будто сказал, что вы сделали карту острова, где зарыто золото. Где она? Я ее спрячу.

— Да, я знаю, что сказал это, — отвечал Фой, — но разве я не сказал также, — продолжал он недовольным тоном, — что Мартина угораздило уронить карту в каюте «Ласточки», когда мы зажигали фитиль, и она взлетела на воздух вместе с судном, и теперь не осталось никакого воспоминания о месте, где зарыто богатство.

— Марта знает каждый уголок побережья. Она, наверное, запомнила и это место.

— Нет, — отвечал Фой, — ее не было с нами, когда мы закапывали бочонки. Она наблюдала за испанским кораблем, а нам велела пристать к первому попавшемуся острову и выкопать яму. Мы так и сделали, предварительно нарисовав ту карту, которую Мартин уронил.

Всю эту грубую ложь Фой произнес с неподвижным лицом и голосом, не убедившим бы даже трехлетнего ребенка, сам же в душе восхищаясь своей необычайной находчивостью.

— Мартин, правда это? — подозрительно спросил Дирк.

— Совершенная правда, менеер. Удивительно, как хеер Фой все запомнил.

— Сын мой, — обратился Дирк к Фою, весь побледнев от сдерживаемого гнева. — Ты всегда был добрым парнем, а теперь показал себя и мужественным, но молю Бога, чтобы мне не пришлось сказать, что язык у тебя лживый. Разве ты не понимаешь, что это неблаговидно. Спрятанное тобою богатство — величайшее во всех Нидерландах. Не скажут ли люди, что твоя забывчивость неудивительна, так как ты все вспомнишь, когда тебе понадобится.

Фой сделал шаг вперед, вспыхнув от негодования, но тяжелая рука Мартина, опустившаяся на его плечо, удержала его на месте как малого ребенка.

— Кажется, фроу Лизбета желает что-то сказать вам, хеер Фой, — вмешался он, глядя на Лизбету.

— Да, твоя правда, Мартин. Неужели, Дирк, ты думаешь, что в настоящее время только желание обогатиться кражей может заставить человека отступить от истины?

— Что ты хочешь сказать этим, жена? Фой говорит, что он и Мартин закопали сокровище, но не помнят, где его закопали, потеряв нарисованную ими карту. Что бы ни было в завещании, это богатство принадлежит нашей племяннице. Меня назначил ее опекуном Хендрик Брант, пока он жив. Я буду его душеприказчиком, когда он умрет. Стало быть, по закону это состояние принадлежит также мне. По какому же праву мой сын и слуга скрывают от меня истину, если они действительно скрывают ее? Говорите что знаете, прямо. Я простой человек, и не умею отгадывать загадок.

— В таком случае я скажу тебе, в чем дело, хотя только догадываюсь, и не говорила ни с Фоем, ни с Мартином. Пусть они поправят меня, если я ошибусь. Я умею читать по их лицам и так же, как ты, уверена, что они говорят неправду. Я думаю, что они не хотят сказать истину не потому, что собираются оставить сокровища для себя, а потому, что подобная тайна может довести тех, кто знает ее, до пытки и костра. Не так ли, сын мой?

— Именно так, матушка, — почти шепотом проговорил Фой. — Документ не потерян. Но не старайтесь узнать, где он скрыт. Если волки готовы растерзать вас на клочки, лишь бы добиться открытия тайны, то они не пощадят и Эльзу… даже Эльзу. А если будет следствие, предоставьте отвечать мне с Мартином. Мы выносливы. Батюшка, что бы ни случилось, будьте уверены, что мы оба никогда не сдадимся ворам.

Дирк подошел к сыну и поцеловал его в лоб.

— Прости меня, сын мой, — сказал он, — и прости также ты, Красный Мартин. Я сказал эти слова сгоряча, и мне в мои года пора бы было стать благоразумнее. Но говорю вам, я бы желал от всей души, чтобы эти ящики с драгоценностями, эти бочки с золотом взлетели на воздух вместе с «Ласточкой» и погибли бы на дне озера. Заметьте, что Рамиро спасся еще с одним человеком, и они очень хорошо знают, что сокровище не погибло вместе с судном и что вы успели за ночь спрятать его. Эти испанские ищейки, жаждущие крови и золота, выследят вас. И хорошо еще, если нам всем не придется поплатиться жизнью за тайну местонахождения состояния Хендрика Бранта.

Он замолчал, и в комнате водворилась тяжелая, грустная тишина. Всем присутствующим почудилось в словах отца семейства пророчество.

Первым заговорил Мартин:

— Может быть, вы правы, менеер, — сказал он, — но извините меня, вы должны были подумать обо всем этом прежде, чем взять на себя такое обязательство. Вас не просили прямо послать хеера Фоя и меня в Гаагу за этим богатством, но вы сделали это добровольно, как сделал бы всякий честный человек. Ну, теперь дело сделано, и мы должны быть готовы ко всему. Но позвольте мне сказать, менеер, если вы, хозяйка и ювфроу Эльза благоразумны, то вы все, прежде, чем выйти из комнаты, поклянетесь на Библии, что никогда не произнесете слова «сокровище», всегда будете думать, что оно погибло безвозвратно в водах Харлемского озера. И никому ни слова об этом богатстве, мейнфроу, даже вашему сыну Адриану, который теперь лежит больной у себя наверху.

— Ты очень поумнел, Мартин, с тех пор, как перестал пить и драться, — сказал Дирк сухо, — а что касается меня, то я клянусь перед Богом…

— И я! И я! И я! И я! — отозвались остальные.

Мартин же, произнесший свою клятву последним, прибавил:

— Да, я клянусь, что никогда не стану говорить об этом, даже с моим молодым хозяином, хеером Адрианом, лежащим больным наверху.

Адриан поправился, хотя и не очень быстро. Он потерял много крови, но сосуд закрылся без дальнейших осложнений, так что оставалось только восстановить силы при полном покое и с помощью обильного питания.

Десять дней после возвращения Фоя и Мартина его продержали в постели, заботливо за ним ухаживая. Эльза проявляла свое участие, читая ему испанские романы, которыми он восхищался. Однако очень скоро он убедился, что восхищается самой Эльзой гораздо больше, чем книгой, которую она читала, и часто просил просто поговорить с ним. Пока разговор касался его самого, его мечтаний, планов и стремлений, она довольно охотно выслушивала Адриана, но когда разговор переходил на нее и Адриан начинал говорить ей комплименты, намекая на свою любовь, она сейчас же прерывала его и искала спасения в дальнейшем чтении.