Генри Хаггард - Священный цветок

Милостивый Государь!

Я высоко ценю мотивы, побудившие Вас написать мне, и сердечно благодарю Вас за письмо, которое свидетельствует о том, что Вы честный и сердечный человек. Вы пишете, что мой сын собирается принять участие в очень рискованной экспедиции. Вы были свидетелем происшедшего между нами. Конечно, я должен извиниться перед Вами за то, что вовлек Вас в неприятную семейную историю. Ваше письмо попало ко мне в руки только сегодня, так как было переслано в деревню из конторы. Я хотел сразу же вернуться в город, но сильный приступ подагры лишает меня возможности пошевелиться. Поэтому единственное, что я могу сделать, это написать своему сыну, в надежде, что письмо, посланное с клерком, вовремя попадет в его руки и, быть может, заставит его изменить свое решение участвовать в этой экспедиции. Я должен прибавить, что, хотя я во многом не схожусь со своим сыном, все же я горячо люблю его и желаю ему добра. Если с ним что-нибудь случится — я не переживу этого. Я понимаю, что изменение им планов может причинить Вам серьезные убытки и принести неприятности. Прошу Вас передать ему, что я охотно приму на себя расход в 2000 фунтов, которые, насколько я понял, он внес в Ваше предприятие. Однако весьма возможно, что мой сын, будучи в отношении упрямства очень похожим на меня, откажется изменить свое намерение. В таком случае прошу Вас взять его под свое покровительство и присматривать за ним, как за своим родным сыном. Скажите ему, пусть он при случае напишет мне. Быть может, напишете мне и Вы. Кроме того, передайте ему, что я буду присматривать за его цветами, оставленными в Туикенхэме, хотя и ненавижу их.

Ваш покорный слуга Александр Соммерс.

Это письмо глубоко тронуло меня. Не говоря ни слова, я передал его своему компаньону, который внимательно прочел его.

— Хорошо, что он обещает присматривать за моими орхидеями, — сказал он. — Мой отец хоть и вспыльчив, но обладает очень добрым сердцем.

— Что же думаете делать? — спросил я.

— Конечно, продолжать путешествие. Я ни за что не вернусь обратно. Поэтому не пробуйте убеждать меня. Все равно это бесполезно.

Некоторое время молодой Соммерс был в сравнительно грустном настроении, что бывало с ним весьма редко. По крайней мере, он ничего не говорил и смотрел из окна вагона на расстилавшийся перед ним зимний пейзаж. Однако он мало-помалу оправился, и когда мы приехали в Дартмут, он был весел, как всегда — настроение, которого я не разделял. Перед отходом парохода я написал сэру Александру письмо, в котором подробно описал положение дел. Я думаю, что его сын сделал то же самое, хотя и не показал мне письма.

В Дурбане, когда мы уже собирались отправиться дальше, я получил от сэра Александра ответ, посланный с первым пароходом, отошедшим вслед за нами. Что бы ни случилось, — писал сэр Александр, — он всегда будет питать ко мне самые дружеские чувства. Он просил меня написать ему в случае денежных затруднений и сообщил, что снесся по этому поводу с Африканским Банком. В конце письма он прибавил, что его сын по крайней мере проявил твердость, за которую он уважает его.

Теперь мы надолго простимся с сэром Александром и всем, что относится к Англии.

В начале марта мы благополучно прибыли в Дурбан и поселились в моем доме на Береа, где нас должен был ждать брат Джон. Но его там не оказалось. Старый хромой гриква [23] Гриква — этническая группа в Южной Африке, которую составляли потомки смешанных браков буров и готтентотов. Джек, некогда бывший моим охотником, а теперь присматривавший за моим домом, сообщил, что вскоре после моего отъезда Догита — так называл он брата Джона — забрал свой жестяной ящик и ушел в глубь страны. С тех пор, прибавил Джек, о нем ничего не слышно. Ящики с бабочками тоже исчезли. Они, как оказалось, были отправлены в Америку на парусном судне, плывшем «в Соединенные Штаты и остановившемся в Дурбане, чтобы запастись провизией и пресной водой. Я никак не мог доискаться, что сталось с братом Джоном. Его видели в Марицбурге [24] Имеется в виду г. Питермарицбург в провинции Наталь. , потом — по словам знакомых мне кафров — на границе Земли Зулу. Дальше следы его терялись.

Все это до некоторой степени расстраивало наши планы. Возник вопрос, как быть. Брат Джон должен был быть нашим проводником. С племенем мазиту был знаком только он один. Он один посещал границы таинственной Земли Понго.

Хотя я и обладал большим опытом в путешествиях по Африке, тем не менее я мало был склонен пытаться достигнуть этой страны без его помощи.

Прошло недели две. О брате Джоне не было ни слуху ни духу. Стивен и я устроили совещание.

Я указал на затруднительность положения и высказал мысль, что не благоразумнее ли будет вместо поисков орхидеи отправиться поохотиться на слонов в известные мне части Земли Зулу, где в те времена эти животные водились в изобилии. Стивен был склонен согласиться на это, так как охота на слонов тоже имела в его глазах свои привлекательные стороны.

— Странно, — сказал я после некоторого размышления, — но я не помню ни одного предприятия, которое было бы удачным после того, как план был изменен в последний момент.

— Тогда бросим жребий, — предложил Стивен. — Пусть все решит Провидение. Орел — за золотистую Cypripedium , решетка — за слонов.

Он бросил вверх пол-кроны [25] Пол-кроны — английская серебряная монета, достоинством в 2,5 шиллинга. . Монета упала на пол и закатилась под большой деревянный ящик желтого цвета, наполненный собранными мною редкостями. Мы напрягли все силы, чтобы сдвинуть его с места, и не без волнения бросились искать монету, так как от ее положения зависело многое. Я зажег спичку. Монета лежала в углу, в пыли.

— Ну что? — спросил я Стивена, растянувшегося животом на ящике.

— Орел — значит, орхидея, — ответил он. — Итак, все решено, и нам нечего ломать себе голову.

В продолжение двух последующих недель я был очень занят. Случилось, что в заливе стояла шхуна «Мария» вместимостью около ста тонн, принадлежавшая одному португальцу по имени Дельгадо, возившему товары в различные порта Восточной Африки и на Мадагаскар. Этот субъект совершенно не внушал мне доверия. Я подозревал, что он знается с работорговцами, которых в то время было весьма много, если сам не принадлежит к числу их. Но так как он направлялся в Килву, откуда мы намеревались отправиться в глубь страны, то я решил воспользоваться его шхуной для перевозки нашего отряда и багажа.

Сговориться с ним было не очень легко — по двум причинам: во-первых, ему, по-видимому, не хотелось, чтобы мы охотились в местности, лежащей за Килвой, где, по его словам, совершенно не было дичи. Во-вторых, он заявил, что хочет отплыть немедленно. Однако я представил ему очень веский аргумент, на который он ничего не смог возразить — именно, деньги, и в конце концов он согласился отложить свой отъезд на две недели.