Генри Хаггард - Дитя из слоновой кости

Если память не изменяет мне, как раз по возвращении Харута со Священной Горы произошел весьма интересный случай.

Наш дом был разделен на две комнаты перегородкой, идущей почти до самой крыши. В левой комнате спали Регнолл с Сэвиджем, в правой Ханс и я.

На рассвете меня разбудил возбужденный разговор Сэвиджа и его господина. Через минуту они вошли в мою комнату.

При слабом освещении я увидел, что лорд Регнолл был сильно взволнован, а Сэвидж крайне перепуган.

— В чем дело? — спросил я.

— Мы видели мою жену, — отвечал лорд Регнолл.

Я удивленно посмотрел на него.

— Сэвидж разбудил меня и сказал, что в нашей комнате есть еще кто-то, — продолжал он, — я приподнялся и увидел (это верно, Квотермейн, как то, что я живу) мою жену, освещенную светом, падающим из окна. Она была в белом одеянии, волосы ее были распущены. На ее груди висело ожерелье из красных камней, подарок этих негодяев, который она постоянно носила на себе. В ее руках было что-то похожее на закрытое покрывалом дитя; я думаю, что оно было не живое. Я был так потрясен, что не мог говорить. Она стояла, глядя на меня широко открытыми глазами, и не двигалась. Но я могу поклясться, что губы ее шевелились. Мы оба слышали, как она говорила: «Не покидай меня, Джордж! Ищи меня на горе». Я вскочил, и она исчезла.

— А что видел и слышал Сэвидж? — спросил я.

— То же самое, что и Его Светлость, мистер Квотермейн. Не больше и не меньше. Я видел, как она прошла через дверь.

— Через дверь? Разве она была открыта?

— Нет, сэр! Но она прошла, как будто двери вовсе не было.

— Это верно была не женщина, а привидение, баас. Я проснулся за полчаса до рассвета и лежал, глядя на эту дверь, которую сам запер вчера вечером. Ее никто не открывал. За ночь паук сплел на ней паутину, и она до сих пор цела. Пусть баас сам посмотрит, если не верит мне.

Я поднялся и осмотрел дверь (боль в ноге начала утихать, и я уже мог немного ходить). Ханс говорил правду. Дверь была затянута паутиной, посреди которой сидел большой паук.

Только два объяснения можно было дать этому странному случаю: либо все было простой галлюцинацией, либо лорд Регнолл и Сэвидж на самом деле видели нечто сверхъестественное. В последнем случае мне хотелось бы пережить то же, что пережили они, так как увидеть настоящий призрак — было моим всегдашним желанием.

Я еще не говорил, что мы пришли к заключению о бесполезности наших поисков и вообще пребывания в этих местах. Мы решили попытаться уйти отсюда, прежде чем будем вовлечены в губительную войну между двумя ветвями загадочного племени, из которых одна была совершенно дикой, а другая — наполовину.

Лорд Регнолл предложил такой план: я должен был попробовать в обмен на ружья приобрести верблюдов. Потом, под предлогом охотничьей экспедиции на Джану, мы думали попытаться уехать из этой страны. Но, быть может, видение было послано нам с целью разрушить наш план.

Размышляя об этом, я улегся спать и проспал до самого завтрака.

— Я долго думал о случившемся вчера ночью, — сказал лорд Регнолл, оставшись в это утро наедине со мной, — я человек не суеверный, но убежден, что мы с Сэвиджем видели и слышали душу или тень моей жены. У меня появилась вера, что она в плену на этой горе и приходила звать меня освободить ее. Поэтому я считаю своим долгом не покидать этой страны и попытаться добиться истины.

— А как это сделать? — спросил я.

— Я сам пойду на гору.

— Это невозможно, Регнолл. Я сильно хромаю и не смогу пройти и полумили.

— Я знаю, и это одна из причин, по которой я не хочу, чтобы вы сопровождали меня. Кроме того, я хочу сделать это, будучи один и не подвергая риску других. Но Сэвидж говорит, что пойдет туда, куда пойду я, оставив вас с Хансом здесь продолжать дальнейшие попытки в случае, если мы не вернемся. Мы хотим выйти из города в белых плащах, какие носят кенда. Мне удалось выменять их на табак. Когда наступит заря, мы попытаемся найти дорогу через пропасть, а остальное предоставим Провидению.

Я сделал все зависящее от меня, чтобы отговорить лорда Регнолла от этого безумного намерения, но безуспешно. Я никогда не знал человека бесстрашнее и решительнее его.

Потом я говорил с Сэвиджем и указывал ему на все опасности, сопряженные с этой попыткой, но и здесь потерпел неудачу.

Сэвидж объявил, что куда пойдет его господин, туда пойдет и он и что он предпочитает умереть вместе с ним, нежели один.

Итак, со стесненным сердцем я помогал им делать необходимые приготовления к этому безумному предприятию.

Они открыто ушли днем под предлогом охоты на куропаток и коз в нижней части горы, где нам была предоставлена в этом полная свобода. Наше прощание вышло очень печальным.

Сэвидж передал мне письмо к своей старой матери в Англии и просил меня отправить его, если я когда-либо попаду в цивилизованную страну.

Я приложил все старания, чтобы ободрить его, но безуспешно.

Он горячо пожал мою руку, говоря, что для него было большим удовольствием знать такого «настоящего джентльмена», как я, и выражая надежду, что я вернусь из этого ада и проведу остаток своей жизни среди христиан. Потом, утерев рукавом слезу, он притронулся к своей шляпе и удалился.

Их снаряжение было весьма простым: немного пищи, фляга со спиртом, два двуствольных ружья, из которых можно было стрелять дробью и пулями, потайной фонарь, спички и пистолеты. Ханс проводил их до конца города.

— Отчего ты так печален, Ханс? — спросил я, когда он вернулся.

— Потому что я очень полюбил Бену, — ответил он, вертя свою шляпу в руках, — он всегда был добр ко мне и так хорошо умел стряпать. Теперь эту работу придется делать мне, а я не люблю этого.

— Но ведь он еще жив, Ханс!

— Это верно, баас, но он скоро умрет, потому что тень смерти была видна в его глазах.

— А лорд Регнолл?

— Я думаю, что он останется жив, баас, у него не было этой тени.

Всю следующую ночь я не смыкал глаз и лежал полный тягостных опасений.

На рассвете я услышал стук в нашу дверь и шепот лорда Регнолла, просившего открыть ее. Я зажег свечу, которых у нас был большой запас.

Ханс открыл дверь.

В комнату вошел лорд Регнолл. По его лицу я сразу увидел, что произошло что-то ужасное. Он подошел к кувшину с водой и выпил три чашки одну за другой.

— Сэвидж погиб, — сказал он и остановился, как бы припоминая что-то страшное.

— Слушайте, — продолжал он, — мы поднимались по склону горы и не стреляли, хотя видели много куропаток и козу. К наступлению сумерек мы подошли к отвесной каменной стене, на которую не было никакой возможности взобраться.

Здесь мы увидели тропинку, ведущую к отверстию пещеры или туннеля. Пока мы раздумывали, что предпринять, появилось восемь или десять одетых в белое людей, которые схватили нас прежде, чем мы успели оказать какое-либо сопротивление. Потом, после некоторого совещания, их предводитель знаками объяснил нам, что мы свободны. Они ушли, унося с собой наши ружья и пистолеты и, уходя, смеялись так странно, что их смех встревожил меня. Мы стояли в нерешительности. Уже становилось темно. Я спросил Сэвиджа, что теперь делать, ожидая, что он предложит вернуться в город. К моему удивлению, он ответил: «Конечно, идти дальше, Ваша Светлость. Не надо позволять думать этим скотам, что мы, белые люди, ни шага не смеем ступить без наших ружей».