Алла Бегунова - Французская карта

– Работы очень много, Анастасия Петровна, – задушевно обратился к ней Лашкарев.

– Какой, Сергей Лазаревич?

– Да нашей, обычной. Турки ведь не успели уничтожить ни одной бумаги в своем штабе. Надо бы их просмотреть, разобрать, перевести на русский язык, составить опись. Я уже приготовил для вас мешок с папками их секретной переписки. Спешить не стоит, но все-таки…

– Само собой разумеется, – покорно кивнула Аржанова. – Но позвольте мне сначала хоть найти моих людей. Растеряли мы друг друга в этой суматохе.

– Конечно, ваше сиятельство, – тут же согласился Лашкарев. – Сегодня вы до вечера свободны…

Долго искать Глафиру, поручика Чернозуба с перевязанной бинтами головой, сержанта Прокофьева, белого мага Гончарова и меткого стрелка Николая Флоре долго не пришлось. Они пребывали в землянке, отведенной им ранее, рядом с апартаментами главнокомандующего, и собирались полдничать. На полдник имелась трофейная еда – овечий сыр, лепешки «пита», чай и рахат-лукум в фанерных коробочках. Возле колченогого раскладного деревянного стола не было и пяди пустого места. Кругом находились корзины, баулы, сундуки, правда, небольшого размера.

– Ах, матушка вы наша барыня, здравствуйте! – кинулась к госпоже верная служанка и поклонилась ей в пояс. – Уж мы не чаяли вас увидеть!

– Почему? – спросила Аржанова, снимая черную форменную треугольную шляпу и усаживаясь на раскладную скамью с парусиновым сиденьем, которую для нее поспешно освободил Николай.

– Оченно заняты тут все.

– Интересно, чем? – Анастасия обвела всю команду рассеянным взглядом. Увиденное в городе еще стояло у нее перед глазами, разговор с Лашкаревым тоже заставлял задуматься.

– А вот чем! – горничная подняла крышку на ближайшей к ней корзине. Роскошная новенькая горностаевая шуба лежала там, свернутая аккуратнейшим образом.

– Где вы ее нашли? – задала вопрос курская дворянка.

– Дак в городе. В большом купеческом доме, – пояснил Николай. – Двери-то в нем снесло, хозяев поубивало. Заходи, бери, чего хочешь.

– И много взяли?

– Всю золотую и серебряную посуду, два ларца с женскими драгоценными украшениями. Хотели вытащить хорассанский ковер, даже свернули его. Но егеря нам помешали. Пришлось им отдать, – Николай вздохнул с сожалением.

– Печальный случай, – согласилась курская дворянка и повернулась к Чернозубу. – Неужели кирасиры не поживились?

– Та не дуже богато, шо-то по мелочи, – застенчиво улыбнулся ей доблестный поручик и передал кожаную суму на длинной перевязи. Она была доверху наполнена серебряными турецкими пиастрами…

В сущности, Очаков – богатый купеческий город, центр международной морской торговли, стратегически важный оборонный пункт Османской империи на Черном море – уже перестал существовать. Укрепления его разрушились, арсенал опустел, гарнизон успокоился навек и из казарм переселился в места по соседству – на дно Днепровского лимана и в глубокие рвы возле прежде неприступных стен. Капиталы османских коммерсантов перекочевали в ранцы солдат и саквояжи офицеров Екатеринославской армии, а товары, принадлежавшие туркам, либо сгорели вместе со складами, либо очутились в руках победителей.

Военная кампания 1788 года увенчалась блестящей победой, и овеянные боевой славой русские полки постепенно, один за другим, уходили из Очакова на отдых, на зимние квартиры в города и селения Малороссии.

Однако походная канцелярия светлейшего князя пока оставалась в лагере. Рабочие команды, сформированные из пленных мусульман, приводили город в порядок: занимались захоронением трупов, разбирали завалы на улицах, восстанавливали дома. Вскоре чиновники смогли покинуть землянки и поселиться в Очакове. Там же находились два любимых полка главнокомандующего: Екатеринославский кирасирский и Фанагорийский гренадерский. Они несли караул как в крепости, так и на местности, прилегающей к ней.

Походная канцелярия отправила трофейные знамена в Санкт-Петербург. Там вражеские стяги приняли с военным церемониалом. Под бой барабанов и сигналы, играемые трубачами, для всеобщего обозрения их пронесли опущенными вниз по Дворцовой площади и далее – в Петропавловскую крепость. Позже в столицу, на поклон к Екатерине II, увезли трехбунчужного пашу Хуссейна и нескольких старших его офицеров. Государыня, встретившись с турками в Зимнем дворце и выслушав их рассказ об осаде и штурме с пышными похвалами русским солдатам и офицерам, милостиво разрешила военнопленным уехать на родину.

«За ушки взяв обеими руками, мысленно тебя цалую, друг мой сердечный Князь Григорий Александрович, за присланную с полковником Бауром весть о взятьи Очакова, – писала добрая царица Потемкину. – Все люди вообще чрезвычайно сим щастливым произшествием обрадованы. Я же почитаю, что оно много послужит к генеральной развязке дел. Слава Богу, а тебе хвалу отдаю и весьма тебя благодарю за сие важное для Империи приобретение в теперешних обстоятельствах. С величайшим признанием принимаю рвение и усердие предводимых Вами войск от вышнего до нижнего чинов. Жалею весьма о убитых храбрых мужах; болезни и раны раненых мне чувствительны, желаю и Бога молю о излечении их. Всем прошу сказать от меня признание мое и спасибо. Жадно ожидаю от тебя донесения о подробностях, чтоб щедрою рукою воздать кому следует по справедливости. Труды армии в суровую зиму представить себе могу, и для того не в зачет надлежит ей выдать полугодовое жалованье из экстраординарной суммы. Располагай смело армию на зиму в Польше; хотение поляков тем самым скорее паки возьмет естественное свое течение, a une armee de conquerant l’on n’a encjre jamais refuse de quartier [25]. Теперь мириться гораздо стало гораздо ловчее, и никаких не пропущу мер, чтоб скорее к тому достигнуть. Всем, друг мой сердечный, ты рот закрыл, и сим благополучным случаем доставляется тебе еще способ оказать великодушие слепо и ветрено тебя осуждающим. Прощай, мой друг, до свидания. Будь здоров и благополучен [26]…

Это трогательное и весьма лестное для него письмо Екатерины Алексеевны Потемкин получил еще в Очакове вместе с монаршей посылкой: знаком ордена Святого Георгия 1-й степени, четырехугольной звездой к нему и черно-оранжевой лентой для ношения через правое плечо, как то полагалось кавалерам с высшей степенью воинской награды. Кроме ордена царица послала своему тайному супругу офицерскую шпагу, усыпанную бриллиантами, и Указ о денежном пожаловании в сто тысяч рублей. Впрочем, подобным образом – орден, шпага, деньги – она отметила и других полководцев, бравших крепости штурмом еще в годы Первой Русско-турецкой войны.

Списки награжденных за Очаков были столь длинны, что нет никакой возможности перечислить абсолютно все царские милости, обращенные к доблестному российскому войску. Например, генерал-аншеф Меллер удостоился сразу двух орденов – Святого Андрея Первозванного и Святого Георгия 2-й степени, – почетного прибавления к фамилии «Закомельский» и титула барона. Генерал-аншеф князь Репнин получил такую же драгоценную шпагу, как Потемкин. Генерал-поручики Самойлов и князь Долгоруков украсили свои мундиры орденами Святого Георгия 2-й степени, генерал-майор барон фон дер Пален – тем же орденом, но 3-й степени.