Алла Бегунова - Черный передел

– Но ответьте откровенно. Близость была?

– Нет. Я удержала, хотя не без труда.

– Приставал?

– Не сильно. Почти сразу удалось настроить на серьезный лад. Сначала – венчание в церкви, потом – пышная свадьба. Только после всего такого – свой дом, дети.

– Ладно. Уж как-нибудь мы его успокоим, – Турчанинов погладил портфель с документами.

– Желаю вам удачи в этом деле.

Анастасия теперь стояла на мостовой. Лакей захлопнул дверцу и вскочил на запятки. Кучер, оглянувшись на красавицу в бобровой шубе, крытой бархатом, взмахнул кнутом. Экипаж тронулся с места. За его окном проплыл мимо Анастасии профиль статского советника. Петр Иванович о чем-то сосредоточенно размышлял.

Прислуга давно ждала барыню к ужину.

Аржанова с помощью горничной Эльжбеты сменила выходное платье на домашнее, смыла легкий макияж и вышла в маленькую столовую. Круглый стол был сервирован на четверых. Лакей Рудольф поднял крышку над судком, доставленным из ближайшего ресторана. Куропатки под белым соусом с тушеными овощами, паштет из говяжьей печени, сыр «Пармезан», вино «Божоле» 1779 года и на десерт – апельсиновый мусс. Анастасия вздохнула: ничего своего, домашнего, русского.

Вместе с паспортом Амалии Цецерской с ней по-прежнему оставались люди, прикомандированные секретной канцелярией на время операции «ПЕРЕБЕЖЧИК». Они только играли роль слуг, а на самом деле являлись полноправными ее участниками. Потому сейчас они сели вместе с ней за стол, разложили салфетки на коленях и принялись за еду. Они ожидали сообщения о последней встрече с Отто Дорфштаттером. Между переменами блюд Аржанова кое-что им рассказала, часто переходя с русского на немецкий, который начала учить более полугода назад и над которым упорно работала в Вене.

Они же все свободно владели этим языком.

Эльжбета еще говорила, писала и читала по-польски, обладала знаниями и навыками экономки-домоправительницы. По паспорту она состояла в браке с фейерверкером пешей артиллерии, но этого человека никто никогда не видел.

Кучер и конюх Антон – рослый красавец с фигурой атлета – хорошо ездил верхом, фехтовал, стрелял из всех видов оружия. Однажды у них на глазах он проявил недюжинные способности в ведении рукопашного боя и отогнал от кареты двух бродяг подозрительного вида перед границей Австрии с Польшей.

Рудольф, предполагала Анастасия, был выпускником Сухопутного шляхетского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге. На нем лежала конспиративная часть операции. Это он вел слежку за старшим шифровальщиком, выяснял его связи, знакомства, пристрастия и в конце концов купил тот самый билет во второй ряд партера в оперном театре, сыгравший решающую роль.

С формальной точки зрения ничего против них она не имела.

Профессионалы, они работали добросовестно, выполняя инструкции от «А» до «Я». То, что следовало им знать друг о друге и о госпоже Амалии Цецерской, они знали твердо и никогда не переходили заданной им черты. За четыре месяца при тесном сотрудничестве не возникло у них лишь дружеских, сердечных отношений.

Иногда Анастасия думала, что все они, выполняя ее приказы, еще и пристально наблюдают за ней, чтобы потом донести начальству. В Крыму такое наблюдение осуществлял адъютант Потемкина, поручик Новотроицкого кирасирского полка князь Михаил Мещерский, начальник ее охраны. Но молодой офицер хотя бы не скрывал своих чувств. Он то горячо спорил с ней, то искренне хвалил, то тактично учил азам ремесла разведчика. Ощущение какого-то особого, внутреннего контакта с ним у нее было. Это, как она считала, в конечном счете и спасло ей жизнь…

– Можеть быть, сделать кофе со сливками? – Эльжбета предупредительно повернулась к Анастасии.

– Да. Кофе – обязательно, – Аржанова кивнула. – Но принесите еще и рома. Можно отметить прибытие «перебежчика» в Россию.

– Все-таки он забавный малый, – посмеиваясь, сказал Рудольф и отодвинул тарелку. – Никогда не оглядывался назад и по сторонам тоже не смотрел.

– Всем нам просто повезло, – заметил Антон и пошел к застекленному шкафу с хрустальной посудой.

– Раз – повезло, два – повезло, три – повезло… Не одно же, мил-друг, везение. Надобно и умение.

– А никто не сомневается! – Антон оглянулся на Рудольфа.

– Вот и отлично. Разливай!

– По нашей традиции первый тост – за Ея Императорское Величество Екатерину Алексеевну, самодержицу Всероссийскую!

Рома они выпили немного, всего по две сорокаграммовых рюмочки. Но настроение было хорошее. Они понимали, что дело завершили удачно, что, вероятно, больше никогда не увидятся, вспоминали разные детали поездки, шутили и смеялись. Из-за этого довольно шумного застольного разговора не сразу услышали настойчивый звон колокольчика у входной двери. Рудольф встал и вышел в коридор, чтобы узнать, кто пожаловал к ним в столь поздний час. Вернулся он в столовую с испуганным Никодимом, одним из двух охранников, якобы лакеев, приставленных к доктору Дорфштаттеру секретной канцелярией. Никодим сказал, что их подопечный внезапно впал в совершеннейшее буйство и требует к себе – причем немедленно – госпожу Цецерскую…

Тяжелая ваза из мейсенского фарфора полуметровой высоты, в центре расписанная розовыми хризантемами, при первом ударе устояла. Каминными щипцами Отто снес ей лишь верхушку. Досадуя на свою близорукость, он поправил очки, прицелился и взмахнул орудием снова. Изделие немецких мастеров превратилось в груду осколков. С мраморной доски над камином они посыпались вниз и, как белые неживые цветы, усеяли паркетный пол. Нечаянно наступив на один такой фрагмент, совсем недавно бывший красиво изогнутой ручкой, старший шифровальщик выругался:

– Donnerwetter! [6]

Он сделал несколько шагов в сторону и рухнул на кушетку, стоящую напротив камина. Оттуда доктор математических наук гордо осмотрел комнату. Она действительно выглядела необычно. Ведь начал он с того, что разнес стул, в ярости швырнув его о стену. Большое квадратное зеркало в деревянной резной раме также более не существовало. Остановились и напольные часы, точно показав время нападения на них – 9 часов и 17 минут. Глубокие хрустальные чаши на нижней полке шкафа он расколотил уже после этого. Из четырех фарфоровых ваз, которые украшали гостиную, придавая ей вид богатый и изысканный, уцелела одна. Она стояла очень высоко на шкафу и туда Отто Дорфштаттер пока не дотянулся.

Но главное заключалось не в этом.

Два заряженных дорожных пистолета сейчас лежали перед ним на столе. Он обнаружил их в карманах чьей-то шинели, висевшей в темном углу на вешалке, когда слонялся но особняку в тоске и тревоге. Пистолеты молодой математик потихоньку унес к себе. После такой находки он отправился к лакеям, чтобы расспросить их о том, где сейчас находится его добрая венская знакомая Амалия Цецерская.