Алла Бегунова - Черный передел

– Кра-онк! Кра-онк! Кра-онк!

Удивительно, но его услышали в крепости все. Час «ИКС» настал.

Люди из рода Яшлав, вторые сутки дежурившие в пещере заброшенной усадьбы на Бурунчакской улице, схватились за кинжалы. Воины крепостной стражи, обходившие дозором улицы «Нового» и «Старого города», побежали к своим позициям у Орта-Капу. Кирасиры Новотроицкого полка, в одежде спавшие на втором этаже караимского дома, подняли лежавшие рядом с их матрасами на полу карабины и пистолеты.

Не прошло и получаса, как защитники цитадели заняли места согласно диспозиции. Они поднялись на надвратную башню Биюк-Капу, на вершину Средней оборонительной стены, залегли за створками Орта-Капу, для обмана неприятеля чуть приоткрытыми.

Раньше других нападающих встретили родственники Али-Мехмет-мурзы.

Бекир, командовавший засадой в пещере, проявил чудеса военной смекалки. Шесть лазутчиков, одетых в форменные бешлейские кафтаны, попали к нему в руки. Ошеломленные атакой, о которой их никто не предупредил, они здорово растерялись, сопротивляться не смогли и сразу рассказали все, что знали.

Аржанова таким образом получила почти полный план операции, задуманной мятежниками. Определенная логика в ней была. Например, лазутчикам предписывалось следующее: а) склонить на свою сторону крепостных стражников, вручив им полугодовое жалованье, рядовым – по триста акче, офицеру – пятьсот; б) нейтрализовать с помощью подкупленных бешлеев людей из рода Яшлав и русских шпионов, заперев их в домах; в) дать условный сигнал Казы-Гирею, спалив стог сена на территории разрушенной мечети; г) открыть Большие ворота для конного отряда черкесов.

Князь Мещерский нашел этот план вполне профессиональным. Отправляясь к надвратной башне Биюк-Капу, он сказал курской дворянке, что резидент турецкой разведки в Крыму умнеет прямо на глазах. Ему даже будет интересно поговорить с Казы-Гиреем, если тот по своей самонадеянности и неосторожности вздумает заявиться в Чуфут-кале сейчас, вместе с отрядом наемников.

Байрактар Мубарек-мурза тоже согласился с этим. В двенадцатом часу дня, исполняя поручение двоюродного брата хана, молодой татарин зажег сено во дворе мечети. Столб серого дыма поднялся над цитаделью, но простоял недолго, так как ветер расшвырял его в разные стороны. Подчиненные, руководимые байрактаром, двинулись к Восточной оборонительной стене, чтобы открыть створки ворот и пропустить в крепость выступивших из Иосафатовой долины всадников в черных черкесках.

Сержант Чернозуб, покряхтывая от боли в раненой спине, вместе с пятью кирасирами устраивался на широкой вершине Средней оборонительной стены, взяв от ворот немного к югу. Солдаты зарядили карабины, положили их на заранее приготовленные распорки, направив стволы в сторону «дороги тысячелетий», заряженные пистолеты – у каждого по два – еще находились у них в кобурах. Сержант суеверно поплевал на пальцы:

– Чую, хлопцы, знатно дило зараз буде. Целься, як у тире…

Николай, прижимаясь щекой к березовому прикладу «Дружка», медленно навел штуцер на камень с нарисованной на его боку жженой пробкой первой буквой арабского алфавита «Алиф». Камень обозначал место, тщательно вчера пристрелянное. От выступа Средней стены, где пребывал Николай, до камня насчитывалось 13 метров и 40 сантиметров. Молодой слуга несколько раз проверил расстояние собственными шагами.

Рамзан Аблоев заметил этот камень, едва за его спиной осталась надвратная башня Биюк-Капу. Храбрые джигиты вошли в «Новый город» на рыси, построившись в колонну по три. Чеченец ехал впереди, красиво подбоченившись. Он скользил уверенным взглядом победителя по стенам домов без окон и глухим заборам. Он думал, что затянувшееся противостояние с неверными подходит к концу, и премия за взятие цитадели ему уже обеспечена.

Аблоев еще раз посмотрел на камень. Совершенно непонятно, почему белый булыжник с черной отметиной очутился один-одинешенек на гладкой и пустынной «дороге тысячелетий», пробитой в скале серо-синеватого цвета. Его надо убрать. Чеченец, придержав лошадь, хотел спрыгнуть на землю и отбросить ногой никому не нужный камень в сторону. Но не успел.

Круглая штуцерная пуля вошла ему в висок справа и несколько отвесно сверху. Конечно, больше Рамзан ничего не видел и не слышал. А ему, сделавшему войну своим ремеслом, стоило бы понаблюдать за огненным шквалом, обрушившимся на его отряд в следующее мгновение. Довольно сложную схему стрельбы кирасиры и слуги Аржановой выполнили безукоризненно, в точном соответствии с заданной им разнарядкой.

Правда, пятеро бандитов уцелели.

Они не получили ни царапины от трех залпов, произведенных один за другим в течение четырех с половиной минут. Им удалось, соскользнув с седел под животы лошадей, спрятаться за телами несчастных коняг от русских пуль, жалящих неотвратимо. Потом черкесов поймали на улице бешлеи байрактара Мубарек-мурзы. И это было все, что осталось от отряда кавказских наемников численностью в тридцать сабель, посланных на штурм Казы-Гиреем.

К полудню из Золотого кабинета, в котором любил проводить время за сочинением стихов правитель Крымского ханства, его двоюродный брат спустился в помещение, называемое Летней беседкой. Первоначально она была одноэтажной, имела тонкие колонны и стрельчатые арки. После пожара, случившегося в ханском дворце в 1763 году, Летнюю беседку реконструировали. Колонны заменили на другие, более массивные, соорудили фонтан и при нем бассейн с мраморными стенками, украшенными орнаментом в стиле турецкого барокко. Также здесь обновили потолок – деревянный, красный, с желтым узором в виде решетки – и стены с росписью, напоминающей дивную вышивку.

Ощущение роскоши и покоя дарила Летняя беседка своим посетителям. Лежа перед фонтаном на низком диване, обтянутом малиновым бархатом, можно было поразмышлять не о весне человеческой жизни, бурной и неустойчивой, и не осени ее, печальной и холодной, а именно о лете, чудесной поре, наполненной солнечным светом и теплом, сладостью созревающих плодов.

Четыре прозрачные струи дугами поднимались над четырьмя углами квадратного бассейна и с тихим журчанием падали вниз, на беломраморное дно. Неумолчный говор воды завораживал. Казы-Гирей слушал его, медленно перебирая в памяти события последних дней. Без Джихангир-аги, что вечно поучал молодого татарина, жилось даже лучше.

Кавказские наемники сразу признали его власть и снова отправились к Чуфут-Кале, увидев столб серого дыма над стенами иудейской крепости.

Рамазан Аблоев очень обрадовался, когда Казы-Гирей разрешил ему полностью разграбить цитадель. По законам войны так полагалось поступать с вражескими крепостями, после долгой осады захваченными штурмом. Караимы, приняв у себя людей из рода Яшлав и русских шпионов, нарушили свой традиционный нейтралитет и выступили против светлейшего хана Бахадыр-Гирея, два дня назад избранного на трон в городе Кефа всем крымско-татарским народом, коего численность там достигала трех тысяч человек. Правда, по последней переписи, на полуострове проживало примерно шестьдесят тысяч татар, но в данном случае это никакого значения уже не имело.