Дарья Плещеева - Аэроплан для победителя

— Почему вы так считаете?

Алеша и не думал, что ревность может зародиться столь нелепым образом. Тамарочка откуда-то знала повадки пьяного Аякса!

Когда девушка вовлекла Николева в свою авантюру, он сперва растерялся, потом испугался (совсем ненадолго!), потом воспарил душой, потом и вовсе преисполнился гордости: он станет женатым человеком, у него будет жена! Ровесники еще только будут бегать на свидание, вымаливая позволения чмокнуть в щечку, а он — он станет мужем в полном смысле этого слова! (Затею жить, как брат с сестрой, он не принял всерьез.) Вообразив атмосферу общей зависти — артист, надежда русской сцены, муж красавицы! — Николев понял, что даже неприлично быть таким знаменитым и счастливым.

И вот в его райскую эйфорию вползла зеленоглазая змея (какой актер не помнит, что Шекспир называл ревность зеленоглазым чудовищем?). Повода не было — однако пожилой пьяница Енисеев носил роскошные усы, а выправку имел — впору столичному гвардейцу, какому-нибудь полковнику лейб-гвардии Гусарского его величества полка в синем доломане, высоком кивере, с саблей на боку.

— Вы полагаете, я за то время, что в театре служу, мало пьяных повидала? — спросила Танюша, даже не подозревая, какие страсти вскипели в Алешиной душе. — Один купец в Костроме, он еще Селецкой маленькое изумрудное колье подарил, приплелся к нам в гостиницу ждать нас из ресторана и на лестнице заснул, прямо на ступеньках, а он толстый, как слон, пройти было невозможно. Ничего — проспал часа два, сам поднялся, поехал с горя к цыганам. Едем, Алеша, ну совершенно же нет времени!

Ее голова уже не предстоящей исповедью была занята, не списком грехов (который умные люди готовят заранее и каются по бумажке), а странными приключениями Енисеева. Для чего бы ему изображать пьяного? И не изображал ли он выпивоху все время, что труппа живет в Риге и на штранде? И — для чего эта комедия? Что этот верзила скрывает?

Вдруг Танюша чуть с седла не слетела — одновременно колесо попало в ухаб, а в голове совпали три события. В одну и ту же ночь два Аякса ограбили коптильню, безумно похожий на Енисеева человек носился по ипподрому и была убита фрау фон Апфельблюм.

Кокшаров и Маркус зря времени не теряли.

Маркус, как всякий человек, живущий зимой в небольшом городе и занятый делами артистическими, имел множество самых разнообразных знакомцев: и его пол-Риги знало, и он пол-Риги знал. Как на грех, в сыскной полиции никого не нашлось, зато кузина Луизы Карловны имела жениха, очень почтенного господина, Леопольда Дюрренматта, который служил в нотариальной конторе и занимался купчими на недвижимость. Маркус не раз приглашал помолвленную пару в свой концертный зал — настала пора и жениху кузины оказать хоть какую-то услугу.

Курляндский вице-губернатор князь Николай Дмитриевич Кропоткин, которого лифляндское рыцарство внесло в свои матрикулы и осчастливило его правом именоваться «князь фон Кропоткин», имел земельные владения возле городка Зегевольд, ближе к северу Лифляндии. Городок был известен развалинами рыцарского замка. Князю пришло в голову устроить там знаменитый курорт, и он даже придумал название — Лифляндская Швейцария. Местность действительно была очень живописная.

Для воплощения этой идеи он стал продавать земли обширного Зегевольдского имения рижским богачам под пансионаты и дачи. Маркус знал, что будущий родственник время от времени занимается именно этими купчими, и положил выйти через него на хороших знакомцев князя, и уже через них — на его сиятельство. Судьба несчастной оклеветанной артистки — русской артистки, оклеветанной немцами, — должна была разжалобить Кропоткина. Тут даже его особого вмешательства не требовалось — узнав, что князь заинтересовался делом, сыщики сами постараются действовать разумно и не пренебрегать мелочами, которые бы свидетельствовали о невиновности Селецкой.

Именно в среду, когда ни спектакля, ни концерта не было предусмотрено, Кокшаров принарядился и поехал с Маркусом в Ригу — беседовать с Дюрренматтом.

Нотариальная контора, где он служил, располагалась на улице Валов, очень близко от Рижского вокзала, и, возвращаясь после беседы, в которой были получены кое-какие деловые обещания, Маркус предложил перекусить в ресторане гостиницы «Метрополь». Это было дорогое заведение, но иногда, в пору треволнений, нужно себя побаловать, дать голове отдых от забот, пока будет занят делом желудок.

— А это что? — спросил Кокшаров, указав на трехэтажное здание напротив «Метрополя». Он был в Риге впервые, и ему многое казалось любопытным

— А это наше главное полицейское управление.

— И сыскная полиция тут?

— Раз уж она формально называется сыскным отделением полиции, то, наверно, тут.

— А что, если мы нанесем визит Горнфельду?

Маркус пожал плечами. Ему эта затея не очень понравилась, но Кокшаров вдруг загорелся: подай ему инспектора сыскной полиции, вдруг появились новые сведения, вдруг наметился новый подозреваемый?

Им повезло — Горнфельд сидел в кабинете и сличал донесения агентов.

— Здравствуйте, господа, — сказал он уныло. — Садитесь.

Кокшаров и Маркус сели напротив стола на обшарпанные стулья. Они, видно, предназначались для тех мазуриков и мошенников, которых инспектору приходилось допрашивать.

— Уже который день госпожа Селецкая находится в заключении, — грозно начал Кокшаров, — и мы, не имея никаких сведений о ходе этого дела, хотим привлечь к нему внимание известных в Риге и высокопоставленных особ. Если понадобится, будут привлечены особы, не только в Риге известные. Мы, артисты, имеем связи и в самом высшем обществе, и при дворе. В этой истории есть моменты, которые свидетельствуют в пользу госпожи Селецкой…

— Вот ими я как раз и занимаюсь, — сразу ответил Горнфельд. — Господин Кокшаров, в деле вашей артистки появился, как это по-русски… просвет. Да, в облаках просвет. И как раз там, где его не ждали.

— Что же это такое? — спросил Кокшаров. — Нашлись враги семейства Сальтернов? Выплыли старые счеты?

Он бы на радостях много чего предположил, но Маркус ткнул его локтем. Это означало: замолчи, дурень, не раздражай инспектора. Но Кокшаров был слишком взволнован, да и стремительно вошел в роль — роль знатного человека, который привык диктовать свои условия.

— В доме Сальтернов прислуги было немного — сами понимаете, когда там обитает мнимая сестра… — начал Горнфельд.

— Да уж понимаю!

— Так вот, в доме жила прислуга, которая приехала в Ригу вместе с фрау фон Сальтерн. Это старая женщина, дальняя родственница покойницы. Покойница была к ней сильно привязана, и она также была предана покойнице, эта Вильгельмина Хаберманн. Она, как я понимаю, знала тайну Сальтернов и помогала ее скрывать. Ее допрашивали дважды — и она ни слова лишнего не сказала. Знала ли фрау фон Сальтерн о сношениях Сальтерна с Селецкой — ей неведомо. Собиралась ли фрау встретиться с Селецкой — ей неведомо. Посылала ли фрау той ночью за извозчиком — ей неведомо…