Алла Бегунова - Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)

Лейтенант Панов отдавал распоряжения орудийной прислуге и солдатам морской пехоты, сейчас ей помогающим. Ведь заботы требовала каждая из двадцати пяти пушек. Скачала орудия откатили от бортов, затем подняли их стволы вверх и снова придвинули к бортам так, чтобы они упирались дулом в кожаную подушку, специально просунутую между бортом и стволом. Только после этого прозвучала команда: «Пушечные порты задраить по-штормовому!»

Сложная система, состоящая из всевозможных канатов, талей с блоками, железными крюками и кольцами, удерживала на палубе каждую пушку. В одну минуту требовалось все в ней проворить и дополнительно закрепить. В связи с приближением бури ввели усиление: толстым тросом, проходящим по нижней части лафетов, соединили орудия обеих бортовых батарей друг с другом, а концы его завели за кольца, привинченные на палубе и бортах. Под колеса пушек начали подставлять деревянные стопорные клинья.

Другая часть команды в это время занималась теми девятью парусами, какие в данный момент «Хотин» нес на трех мачтах, и его кливерами на бушприте. Первейшая задача моряков при наступлении шторма — быстро уменьшить парусность судна. Потому Козлянинов в рупор прокричал загадочные для Анастасии, продолжавшей стоять на квартер-деке и смотреть на море, команды:

— Взять брамсели и марсели на гитовы и гордени! Нижние паруса взять на рифы!

Марсовые матросы по вантам полезли на мачты и разошлись по реям. Баковые, шканечные и ютовые матросы схватились за канаты, спускающиеся с вершин мачт на палубу, чтобы дружно тянуть за концы те самые гитовы и гордени и таким образом поднимать огромные полотнища к реям. Но ветер, свирепея все больше, не давал убирать паруса.

Трапеции и прямоугольники, сшитые из полос плотной хлопчатобумажной ткани, словно бы сделались живыми. Их наполняла адская сила. Круто выгибаясь, они рвались с рей вслед за ветром, летящим над вспеняющейся поверхностью моря со страшной скоростью. Канаты, тросы, веревки натягивались, как струны, и вибрировали, с трудом выдерживая этот напор.

Однако люди, собравшиеся на верхней палубе «Хотина», не желали уступать стихии. Слово «аврал» объединило и уравняло их. Тянуть гитовы и гордени вышли абсолютно все. В цепочках моряков, взявших канаты на плечи и одновременно совершающих рывки, можно было увидеть и унтер-офицеров, и мастеровых: корабельных плотников, конопатчиков, бондаря, ботелера, подшкипера. Иногда они задирали головы вверх и видели, что нижние края и углы парусов медленно, но неуклонно поднимаются к реям.

На баке людьми командовал боцман Белоглаз, на шкафуте и шканцах — боцманмат Зеленов. Это он схватил Анастасию за плечо и крикнул:

— А ты чего варежку раззявил? Аль не видишь, идет аврал? Живо к тросу, такой-сякой-разэтакий!

— Слушаюсь! — Аржанова решила сейчас не вступать с ним в объяснения.

— Стань здесь! — Он толкнул ее к цепочке, тянущей гитовы марселей на грот-мачте, и русская путешественница, подставив плечо под пеньковый канат, обхватила его двумя руками.

— Р-раз-два, взяли! — рявкнул боцманмат.

Моряки шагнули вперед, и канат поддался еще на метр.

Зеленов недавно получил новый чин и потому во всем, до должности его касающемся, проявлял невероятное рвение. Попадаться ему на глаза было просто опасно. Правда, матросов первой статьи он донимал несильно, зато новобранцы, служащие первый и второй год, пользовались его неослабным вниманием и без работы никогда не сидели. В сумасшедшей суете аврала Аржанову, одетую в форменную куртку-бострог, он принял за салагу, злостно уклоняющегося от исполнения своих обязанностей. Зеленов занял позицию на палубе недалеко от нее и готовился, как это у него водилось, при удобном случае вразумить молоденького матроса ударом кулака по скуле.

Но Флора очень старалась…

Волны, подчиняясь порывам ветра, все выше поднимали зелено-синие спины. Белопенные их верхушки все чаще перелетали через фальшборт корабля и осыпали лихорадочно работающих людей крупными солеными брызгами. Работа приносила плоды. Вид «Хотина» менялся. На брам— и марса-реях трех мачт паруса уже убрали. Люки закрыли брезентом. Пушки надежно застопорили. Стоя на канатах-пертах на реях над палубой и кипящим морем, марсовые теперь «брали рифы» — уменьшали площадь двух нижних, штормовых парусов. Они подвязывали присобранные с помощью гитовых и горденей полотнища к реям, используя для того риф-сизни — короткие веревки, расположенные в ряд по всей длине.

Чем дольше боцманмат наблюдал за новичком, тем быстрее росли его подозрения. Когда работа кончилась и цепочки людей распались, он снова схватил Аржанову за плечо и толкнул к фальшборту на шканцах.

— Ты кто таков? Я тебя здесь раньше не видел.

— Я этот… этот, — Анастасия перебирала в памяти известные ей флотские специальности. — Кают-юнга капитана!

— Врешь. Я их знаю.

— А я — новенький!

— Ой ли?!

Бойкий ответ не убедил боцманмата. Веря лишь в одно средство воздействия на лодырей и обманщиков, он по привычке взмахнул кулаком, но вдова подполковника мастерски уклонилась от удара. Удивленный Зеленов хотел схватить ее за ворот куртки, однако и это у него не получилось.

— Ах ты, паршивец! — воскликнул он. — Драться с боцманматом! Вот я тебе покажу…

Сцену у фальшборта наконец увидел Козлянинов и поспешил на помощь молодой женщине. Зеленов, встав по стойке «смирно», отрапортовал ему, что обнаружил на «Хотине» постороннего человека, называющего себя капитанским кают-юнгой. Пряча улыбку, командор подтвердил данное сообщение.

— Vous etes tres aimabie, Gomandor. Merci pour votre aide, — сказала ему Анастасия, посмеиваясь.

— De rien, — ответил он.

— S’il vous plait, accompagnez-moi.

— Avec plaisir, madam [27] — Вы очень добры, командор. Спасибо за помощь. — Не стоит благодарности. — Проводите меня, пожалуйста. — С удовольствием, мадам (фр.). .

В полной растерянности Зеленов смотрел им вслед. Потом сдвинул круглую флотскую шапочку на лоб и стал чесать в затылке, не зная, какое объяснение дать случившемуся, и бормоча: «Ну и дела у нас на корабле!» Однако совсем мало времени оставалось у боцманмата для аналитических размышлений.

Первая штормовая волна высотою около четырех метров ударила в корму парусника. Она залила пенными потоками открытую палубу юта, наполнила воздух мельчайшей водяной пылью. «Хотин», как пробка, взлетел на ее гребень, покачнулся с кормы на нос, но выпрямился и заскользил вниз по склону, взрезая форштевнем черную воду. Следующая волна снова стеною встала над ним, на мгновение подняла над бурной поверхностью моря, затем увлекла в бездну и опять вытолкнула к низким грозовым облакам.

Обычная, спокойная жизнь на военном трехмачтовике кончилась.