Алла Бегунова - Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)

Таким образом «Хотин», более получаса громя противника, получил лишь одно серьезное повреждение. Берберы двумя ядрами вдребезги разбили рей на бизань-мачте. Но палуба парусника, прежде идеально вымытая и убранная, уже представляла собой зрелище совершенно хаотическое. Повсюду валялись обломки дерева, обрывки парусины и канатов. Десятки дельных корабельных вещей, больших и малых, сместились со штатных мест и захламляли пространство между бортами. Грохот залпов, рев вражеских ядер, крики людей, клубы дыма, среди которых метались артиллеристы с почерневшими от гари лицами, — все это усиливало впечатление ада, вдруг возникшего на воде.

Однако на шебеке дела обстояли гораздо хуже. Русские ядра попадали в ее корпус с пугающей периодичностью. Наконец, случилось то, чему лейтенант Панов обрадовался как великой своей пушкарской победе.

Хотя начало сего действа было обычным.

Орудие № 4 откатилось после выстрела. Канониры мгновенно пробанили его дуло, прочистили затравочное отверстие в казенной части длинным медным прутом, или протравником. Затем в ствол вложили картуз, то есть мешочек с порохом, и дослали его до конца деревянной колотушкой на палке — прибойником. За картузом в дуло отправился шпигель — деревянный пыж с выемкой для ядра на одной стороне, после него — ядро, опять же утрамбованное ударом прибойника. Солдат проколол картуз протравником и вставил в запальное отверстие скорострельную трубку. Пушку, готовую к выстрелу, вернули на прежнюю позицию, и фейерверкер уже склонился над ней.

Панов, наблюдавший за батареей левого борта, в тот момент проходил мимо. Потом лейтенант рассказывал в кают-компании, будто кто-то невидимый толкнул его в грудь и заставил остановиться. Панов сказал фейерверкеру:

— Дай-ка, братец, я сейчас наведу…

Тот отступил на шаг:

— Извольте, ваше благородие!

Командир корабельной артиллерии покрутил винт клинового механизма, расположенного под стволом, и ствол чуть-чуть приподнялся. Затем Панов постучал ладонью по лафету слева, и канониры немного сдвинули пушку в ту же сторону. Лейтенанту почудилось, что окрашенный коричневой краской борт шебеки стремительно к нему приближается, а, значит, промаха быть не может. Команду офицера: «Огонь!» — солдаты расслышали не совсем, но угадали ее по движению губ.

Огонь пока таился в тлеющем фитиле — веревке, свитой из волокон чистого льна и вываренной в щелоке из березовой золы. Фитиль держали щипцы пальника, который длиной превышал метр. Давно выверенным, точным движением канонир поднес пальник к тонкой скорострельной трубке. Ярко рдеющая точка с фитиля переместилась на нее и побежала вниз, к картузу с порохом. Через две секунды грянул выстрел.

Ядро действительно достигло цели. Оно угодило в фальшборт у носовой надстройки, в место, достаточно поврежденное предыдущими попаданиями. Деревянные брусья не выдержали и надломились. Толстые дубовые доски, к ним прибитые, пошли трещинами, изогнулись точно картонные, оторвались от стоек и устремились в воду, увлекая за собою одно за другим три орудия. От сильнейшего динамического удара вслед за ними в море упали несколько пиратов, ящик с боеприпасами, бочонок с водой, два пустых ведра, бухта каната, банники, прибойники, пальники, пыжевники, железные трещотки, фитильные ночники и еще около двадцати других, более мелких артиллерийских принадлежностей.

— Ур-ра! — дружно закричали русские, восхищенные этой картиной, и даже на время прекратили стрельбу.

Тем не менее Селим Траблези не считал баталию ни законченной, ни проигранной.

В носовой надстройке и высокой надстройке на «Орхание» скрывалась от обстрела сотня отпетых головорезов, вооруженных до зубов. Они были асами рукопашного боя, мечтали о нем и только ждали условного сигнала, чтоб выступить на верхнюю палубу корабля во всей красе и силе.

Солнце, освещая черноморские воды последними, слабеющими лучами, клонилось к горизонту. Ветер переменился. Теперь он дул не на северо-запад, а на юг. Бербер заметил это. В голове у раиса родился новый план. Для его исполнения требовалось вновь поставить паруса, отвести шебеку от вражеского судна подальше, после чего совершить поворот оверштаг, то есть направо по курсу на 180 градусов, перехватив, как говорили моряки того времени, у противника ветер. В результате данного маневра шебека оказывалась плывущей навстречу «Хотину». Она могла пойти на абордаж, притираясь правым бортом к правому же борту русского трехмачтовика.

Поначалу на флагманском корабле решили, что турки удирают. Не прекращая вести артиллерийский огонь, сейчас, впрочем, абсолютно неэффективный, они подняли свои полосатые паруса на бизань— и грот-мачте, развернули реи в нужном направлении. Ветер способствовал их быстрому уходу. Все-таки «Орхание» была гораздо поворотливее и легче «Хотина».

Козлянинов, много раз наблюдавший бегство воинов ислама после морских сражений, их поведению нисколько не удивился. Русские всегда бросались в погоню за ними, но, как правило, настичь неприятеля им не удавалось. Скорее, по привычке, чем по здравому размышлению, командор отдал приказ тоже поставить паруса. Матросы побежали вверх по вантам.

Дальнейшее, однако, озаботило капитана бригадирского ранга не на шутку.

Шебека, отойдя примерно на полтора кабельтова, вдруг вышла на поворот оверштаг, удачно его совершила и двинулась обратно к «Хотину». Но теперь длинный ее нос, похожий на таран, метил в бок флагманского корабля. У правого фальшборта собралась орава людей, возбужденно кричавших и размахивающих саблями. Две пушки, установленные на носовой надстройке, стреляли непрерывно. Меткость их, конечно, оставляла желать лучшего, но одно ядро расщепило дерево бушприта и оборвало там канаты.

Состояние, близкое к полному оцепенению, на миг охватило экипаж нашего парусника. Замерли канониры, держа в руках банники, прибойники, пальники. Остановились, уперев ноги в канаты-перты, протянутые под реями, марсовые матросы. Рулевой припал грудью к штурвальному колесу. Козлянинов опустил руку с медным рупором. Вахтенный офицер мичман Карякин не сводил взгляда с большого корабельного компаса, стрелка которого показывала на север.

Только люди из разведывательно-диверсионной группы Аржановой, находившиеся у нее за спиной, под козырьком, что образовывала верхняя палуба юта, вдруг сделали шаг вперед. По приказу секунд-ротмистра князя Мещерского они дружно взяли карабины наизготовку. Николай, державший в руках свой знаменитый егерский штуцер, тоже встал рядом с Анастасией.

Капитан бригадирского ранга оглянулся. Суровые лица кирасир в вечернем свете казались окаменевшими. Мужественный мореход поднял рупор к губам и громко, четко, внятно произнес: