Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 9

Мне было жаль только мою сестру Балеку, и я решил взять ее с собой, если только удастся добраться до нее и сообщить ей о моем намерении. Я решил попробовать. Дождавшись темноты, я встал и пополз, как шакал, по направлению к краалю. Когда я дошел до плантации мучного дерева, я остановился. Голод мучил меня, пришлось прежде всего утолить его недозрелыми плодами, а затем продолжать свой путь. Несколько человек сидели у входа одной из хижин, разговаривая у костра. Я подполз ближе, как змея, и спрятался за куст.

Люди не могли видеть меня вне полосы света костра, я же хотел услышать, о чем они говорят.

Как я и предполагал, сидевшие говорили обо мне и, конечно, бранили меня. Они говорили, что убийством такого великого колдуна, как Ньяма, я, несомненно, принесу несчастье всему племени, что племя убитого владельца скота потребует огромного выкупа за нападение на него. Я услышал дальше, что мой отец отдал приказ всему народу начать с завтрашнего утра погоню за мной и умертвить меня, где бы меня ни нашли.

— Ага, — подумал я, — можете охотиться за мной, но охота ваша будет безуспешна!

В эту минуту собака, спокойно лежавшая до того времени у огня, встала и начала нюхать воздух, потом рычать. Я не на шутку перепугался.

— Что это собака рычит? — сказал один из сидевших у огня. — Пойди, посмотри!

Но человек, к которому были обращены эти слова, только что нюхал табак и вовсе не расположен был двигаться.

— Пускай собака сама посмотрит, — ответил он, чихая, — к чему же держать собак, если надо самому ловить вора?

— Ну, пошла вперед, — обратился к собаке первый из говоривших. Собака с лаем бросилась вперед.

В эту минуту я увидел ее. Это была моя собственная собака по кличке Коос — хороший, верный пес. Я не знал, что делать. Собака, почуяв меня, перестала лаять и, прыгая в кустах, нашла меня и стала лизать мое лицо.

— Смирно, Коос! — шепнул я ему. Он покорно улегся у моих ног.

— Куда же это собака девалась? — заговорил первый голос. — Точно ее околдовали. Отчего она вдруг перестала лаять и не идет назад?

— Надо пойти посмотреть! — сказал другой, вставая с копьем в руках.

Я опять страшно испугался, думая, что они поймают меня или же я должен буду снова обратиться в бегство. Но в ту минуту, когда я поднялся, чтобы бежать, большая черная змея проскользнула между людьми и направилась к хижине. Все отскочили в ужасе, но сейчас же кинулись в погоню за змеей, дружно решив, что собака лаяла, без сомнения, на нее.

Это был мой добрый Эхлосе, отец мой, принявший образ змеи, чтобы спасти мне жизнь. Как только люди удалились от меня, я пополз по другой дороге. Коос следовал за мной по пятам.

Я задумал пробраться в свою собственную хижину, достать стрелы, меховое одеяло и попытаться поговорить с Балекой. Моя хижина, очевидно, пуста: в ней никто не спал, кроме меня, а хижина Ньямы находилась несколько правее.

Я дополз до тростниковой изгороди, окружавшей хижину. У открытых ворот никого не было: обязанность закрывать их лежала на мне, а меня не было. Я приказал Коосу лежать смирно, смело дошел до двери моей хижины и прислушался: дыхания не было слышно, похоже, что в хижине никого не было. Тогда я прополз в дверь и стал шарить рукой в поисках моих стрел, фляжки для воды и деревянной подушечки; она была так удачно вырезана, что мне стало жаль оставить ее. Все эти вещи я нашел. Затем я стал искать мое одеяло из шкур, и вдруг рука моя пришла в соприкосновение с чем-то холодным. Я вздрогнул и снова пощупал рукой. Оказалось, то было лицо человека, лицо мертвеца, лицо Ньямы, убитого мною. Вероятно, его положили в мою хижину в ожидании погребения.

О! Тогда я не на шутку струсил. Ньяма мертвый и в потемках — это было гораздо хуже, чем Ньяма живой. Я готов был бежать, когда вдруг услыхал разговор почти рядом с собою, за дверью. Говорили женские голоса. Я тотчас же узнал их, они принадлежали двум женам Ньямы.

Одна из них говорила, что пришла сторожить тело мужа. Таким образом я оказался в западне.

Раньше чем я мог сообразить что-либо, я увидел свет в дверях и по тяжелому дыханию нагибающейся пожилой женщины понял, что вошла главная жена Ньямы. Она присела около тела так, что я не мог выйти из двери, начала плакать и призывать проклятия на мою голову, не зная, что я слушаю ее. Страх заставил мой ум соображать быстрее. Теперь, когда я был не один, я уже не так боялся мертвеца и вспомнил, кстати, какой он был обманщик. «Ладно, — подумал я, — пусть будет обманщиком еще один, последний раз!» Я осторожно просунул руки под его плечи и приподнял так, что тело его оказалось в сидячем положении. Женщина услышала шорох, и в горле ее как будто заклокотало.

— Будешь ли ты сидеть смирно, старая ведьма? — заговорил я, подражая голосу Ньямы. — Неужели ты не можешь оставить меня в покое даже мертвого? — Услышав голос Ньямы, женщина в ужасе отшатнулась и собиралась с духом, чтобы позвать на помощь.

— Как? Ты еще смеешь кричать? — продолжал я тем же голосом. — Так вот же, я научу тебя молчанию!

С этими словами я повалил тело Ньямы прямо на нее. Она потеряла сознание и пришла ли когда-нибудь в себя, не знаю, но на некоторое время, по крайней мере, она была недвижима и для меня безопасна.

Я схватил одеяло из шкур — впоследствии я узнал, что это было лучшее одеяло Ньямы, ценностью в три быка, — и пустился бегом в сопровождении Кооса.

Крааль отца моего, вождя Македамы, находился на расстоянии двухсот шагов от моей хижины. Прорезав себе лазейку в тростниковой изгороди с помощью ассегая, я подполз к хижине, где спала Балека с несколькими своими сестрами от других матерей. Мне было известно, с какой стороны хижины она обыкновенно ложилась. Я лег на бок и очень осторожно начал сверлить дыру в тростнике, покрывавшем хижину. Это заняло много времени — крыша была плотная, — но наконец я одолел ее. И тут я остановился. Мне пришло в голову, что Балека случайно переменила место, и тогда я разбужу не ту, которую мне надо. Я почти отказался от моего замысла, решив, что убегу один, как вдруг услышал, что одна из девушек проснулась и начала плакать как раз на другой стороне хижины.

— Ага, — подумал я, — это Балека оплакивает своего брата!

Я приложил губы к тому месту, где крыша была потоньше и шепнул:

— Балека! Сестра моя! Балека, не плачь. Я, Мбопа, здесь. Не говори ни слова, вставай. Выйди ко мне. Захвати свое одеяло!

Балека была умная девушка. Она не вскрикнула, как сделала бы другая на ее месте, нет, она сразу все поняла, осторожно встала и через минуту выползла из хижины с одеялом в руках.

— Где ты, Мбопа? — шепотом спросила она. — Тебя, наверное, увидят и убьют!

— Тише! — ответил я и в нескольких словах объяснил ей свой план. — Хочешь идти со мной? Или ты желаешь вернуться в хижину, простившись со мною, может быть, навеки?