Андре Лори - Капитан Трафальгар. Наследник Робинзона. Радамехский карлик.

По счастью, ружье его болталось у него за спиной, к тому же он при падении запутался в стременах, так что ему не так-то легко было высвободиться, а то я сильно опасался, что в припадке безумного бешенства он успел бы ответить Розетте выстрелом из своей винтовки. Но пока он барахтался на земле, я успел вскинуть свое ружье и, целясь в него, пока он поднимался с проклятиями на ноги, заявил:

— Посмейте только дотронуться до вашего ружья, и я уложу вас на месте!

— Ба-а! Да ведь мы не трогаем вас! — отвечал разбойник, стараясь скрыть свое бессильное бешенство под видом бравады. — Смело, ребятушки! Еще немного, пришпорь коней, и он в наших руках! — крикнул он, обращаясь к нагнавшим нас в этот момент всадникам.

Я никогда еще не видел таких разбойничьих рож, какие были у спутников Вик-Любена. По-моему, чтобы набрать эту банду, он должен был собрать всех подонков Нового Орлеана. Действительно, тут были и мулаты, и негры, и белые, природный цвет кожи которых теперь пожелтел, и даже несколько человек индейцев, резко выделявшихся среди этой пестрой, разношерстной толпы. Все они были одеты в жалкое, оборванное и поношенное платье, все грязные и рваные, но на прекрасных лошадях, и притом вооружены с головы до ног. Шайка пронеслась мимо нас, точно стая волков, не обратив на нас ни малейшего внимания. Вик-Любен поспешил пешком присоединиться к ним, а мы пустили своих лошадей шагом, чтобы видеть, что произойдет при встрече этой дикой орды с паланкином.

Ожидать пришлось недолго. Один из мулов, впряженных в носилки паланкина, вдруг упал от изнеможения, споткнувшись о какой-то торчавший из земли старый корень. От этого и всей маленькой группе пришлось волей-неволей остановиться, а в это время гнавшиеся за ней всадники успели окружить паланкин со всех сторон.

На расстоянии полутора тысяч шагов, отделявших нас от места происшествия, нам хорошо было видно, как несколько десятков этих негодяев спешились и отобрали у охранной стражи отца все оружие, которое, как было решено заранее, было отдано им без сопротивления. Затем эти господа поспешили выпрячь мулов из паланкина и, подняв его на плечи, гурьбой понесли мнимого больного навстречу Вик-Любену. Но уже по пути среди них начались раздоры и распри.

— Я первый задержал его! — кричал один, — мне приходится получить премию, обещанную за поимку!

— Нет, лжешь!… Это — я… я задержал его: это видели все! — перебивал другой.

— Мы после разберем это! — с важностью заметил Вик-Любен, принимая тон беспристрастного судьи и говоря все с тем же сильным акцентом креола, который так поразил меня при первой встрече с ним.

Затем он поспешил к паланкину. Мой отец, с низко опущенной на глаза шляпой, превосходно исполнял свою роль и за все время не проронил ни единого слова. Мулат подошел ближе и со злобной радостью сорвал с него шляпу.

— Проклятые! — вскричал он в тот же момент. — Дурачье! Идиоты!… Ведь вас провели, обманули!… Это не Капитан Трафальгар!…

Наступила минута всеобщего молчаливого недоумения. Лицо мулата исказилось от злобы и бессильной ярости. Он скрежетал зубами, рвал на себе волосы и сыпал руганью и проклятиями с пеной у рта.

Вид этого бессильного бешенства, этой дикой ярости был до того смешон в наших глазах, что мы не могли удержаться. Одолеваемый неудержимым порывом смеха, я невольно переглянулся с Розеттой, которая теперь даже и не старалась сдерживаться и, дав волю своему веселью, хохотала как маленький ребенок.

Флоримон тоже рассмеялся, Клерсина не замедлила вторить нам. Затем и старый Купидон, и слуги также стали смеяться и в порыве внезапного веселья, овладевшего ими, стали кататься по траве, держась за бока. Даже отец мой не в силах был сдержаться от улыбки. К довершению бешенства Вик-Любена, многие из его товарищей, взглянув с философским равнодушием на свою неудачу и найдя свое заблуждение весьма забавным, присоединились к нам и стали вместе хохотать.

Вне себя от гнева, Вик-Любен обратился к Розетте.

— Дочь пирата! — заревел он, — недолго ты будешь смеяться, скоро увидишь, как вздернут на виселицу твоего отца! Помни, тебе недолго придется ждать этого!

Я вскочил при этом оскорблении, брошенном в лицо беззащитной девушке, и, вскинув ружье к плечу, прицелился в негодяя, которого, без сомнения, и застрелил бы как собаку, если бы легкий удар по стволу моего ружья не заставил меня почти выронить его из рук, а мгновение спустя десятки черных рук обезоружили меня и лишили возможности шевельнуться.

Но одновременно с этим Розетта сильным взмахом своего хлыста нанесла своему оскорбителю страшный удар по лицу. Длинный красный, затем синий и наконец кровавый рубец исполосовал его отвратительную физиономию от виска до подбородка. Он взвыл, как дикий зверь, под ударом хлыста и, откинувшись далеко назад, прошипел какие-то неясные угрозы.

— Все это зачтется! Все зачтется! — бормотал он, не помня себя от ярости и боли.

Потом, немного придя в себя, он сел на лошадь и приказал своим людям, образовав вокруг нас каре, тронуться в путь по направлению к Сабине.

— Позвольте, сударь, узнать, — обратился к нему мой отец, — по какому праву вы удерживаете нас?

— По праву сильного! — нахально ответил негодяй. — Там, в Новом Орлеане, все объяснится!

Мы одним взглядом сумели дать понять друг другу, что это решение было нам отчасти на руку, так как обеспечивало безопасность и спасение Корбиака. И потому не стали особенно протестовать, а сделали вид, что покоряемся своей участи. Вик-Любен, вероятно, чтобы избежать наших насмешливых взглядов, отъехал в сторону от нас и держался теперь позади, в арьергарде своего отряда, вместе с одним из своих приближенных. Мы представляли собой совершенно изолированную группу среди этих диких, разноплеменных всадников, часть которых ехала впереди нас, часть позади, а остальные — по обоим флангам нашей группы. В силу этого мы могли беспрепятственно беседовать между собой и обмениваться вполголоса замечаниями.

— Я думаю, этот мерзавец неспроста задумал везти нас обратно к Сабине; он, очевидно, просто хочет заставить Жана Корбиака сделать какую-нибудь неосторожность, в надежде, что тот, узнав о нашем пленении, поспешит к нам на выручку и таким образом сам отдастся им в руки! — заметил мне отец после довольно продолжительного раздумья. — Иначе какая же может быть у него цель увозить нас обратно в Луизиану?… Ведь ему же отлично известно, что едва мы прибудем в Новый Орлеан, как нам возвратят свободу, так как наш арест решительно ничем не мотивируется… Кроме того, всякий судья, если мы обратимся к нему, отнесся бы крайне неодобрительно к такому самовольному образу действий.

— По-моему есть основание опасаться, что командир отправится разыскивать нас, если мы не прибудем завтра, как обещали, в Сан-Марко! — заметил я также вполголоса.