Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Капитан, – сказал он мне, – меня зовут маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери, и я служил гардемарином в англо-индийском флоте. Я родился в Париже и, расставшись в десятилетнем возрасте с семейством, с тех пор его не видел. Год тому назад я приехал в Лондон. Я подал в отставку и поехал во Францию, куда был вызван письмом моей матери. На море нас застигла буря, бриг «Чайка» разбился о скалы, и я спасся вплавь. Боровшись некоторое время со смертью вместе с одним молодым англичанином, я выбрался, наконец, на маленький безлюдный островок и вытащил товарища, который, лишившись чувств, начал уже тонуть. Ночь была темная. Мне страшно захотелось пить, и я пошел бродить по острову в поисках какого-нибудь источника. Вдруг я провалился в яму, откуда не мог никоим образом выбраться. Утром я начал окликать своего товарища. Придя в чувство, он действительно подошел к яме. Я рассказал ему о своей беде и описал то место, где оставил пистолеты, пояс и жестяную сумку, в которой хранились мои документы. Он пошел за поясом, с помощью которого должен был вытащить меня из этой ямы, но не возвратился. Настала ночь. Голод и жажда страшно меня мучили. Наконец, я лишился чувств. Я не знаю, что со мной произошло, но когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на койке в каюте и окружен незнакомыми людьми.

Мне рассказали, что я был поднят матросами и что в продолжение нескольких дней у меня была страшная горячка и бред, что теперь я нахожусь на корабле и плыву в Сенегал и что меня зачислят в матросы, так как на корабле мало людей. Корабль этот вел торговлю невольниками. Под страхом смерти меня принудили остаться в его экипаже, а так как я хорошо знал службу, то капитан назначил меня своим помощником. Вот каким образом маркиз Альберт де Шамери сделался каторжником.

– Рассказ этот, – продолжал капитан Педро, – так был похож на истину, что сначала я поверил «маркизу» и начал было хлопотать о его освобождении и написал в Париж. Но вскоре я убедился, что все это была чистейшая ложь, так как маркиз де Шамери существует, он живет и до настоящего времени в Париже. Этот молодец хотел, вероятно, прикрыть себя его именем.

В то время как капитан говорил, Эрмина внимательно смотрела на молодого арестанта.

– Фернан, – шепнула она на ухо своему мужу, – попроси у капитана позволения поговорить с этим человеком, когда мы высадимся на берег.

– Ты с ума сходишь, моя милая.

– Почем знать! Но мне кажется, что такая наружность не может скрывать в себе преступника.

– Хорошо, – отвечал Фернан, пожав плечами, – я исполню твое желание.

Однажды утром граф Арман де Кергац получил письмо от Фернана Роше следующего содержания:

«Любезный граф!

Я решаюсь сообщить вам нижеследующее, так как мы вместе с вами участвовали во многих драматических происшествиях.

По всей вероятности, вы знаете в Париже молодого человека, известного под именем Альберта-Фридерика-Оноре де Шамери.

Представьте же себе, любезный граф, что я нашел в Кадиксе человека, называющегося или воображающего, что он называется также маркизом Альбертом-Фридериком-Оноре де Шамери, к тому же уверяет, что он служил в Индийской компании и что он сын покойного полковника де Шамери и брат девицы Бланш.

Известие это тем более вас поразит, если я скажу, что второго маркиза де Шамери я увидел в кандалах, в красной куртке и зеленой шапке, т. е. арестантом-каторжником!»

Здесь Фернан Роше входил в мельчайшие подробности, описывал рассказанную уже нами сцену и оканчивал рассказом испанского капитана Педро С.

«Сильно заинтересованный, я выпросил у капитана позволения расспросить арестанта, он удовлетворил мою просьбу, приказав привести его в залу.

– Вы не хотели поверить мне, комендант, – проговорил арестант, печально улыбнувшись, – но эта дама и господин, как французы, поверят моим словам.

Затем он рассказал нам то, что я описал вам, любезный граф.

Но когда я сказал ему, что в Париже существует маркиз де Шамери и что весь город его видел и знает, он отвечал:

– Если это так, то я догадываюсь, кто этот самозванец: это человек, которому я спас жизнь. О! – воскликнул арестант. – Он украл мои бумаги, он украл мое имя!..

Когда я рассказал ему о смерти маркизы, он зашатался и, упав на колени, закрыл лицо руками и горько заплакал.

Увидев его в это время, я и Эрмина перестали уже сомневаться. Кроме того, маркиз-арестант помнит, что в зале замка был портрет, снятый с него в детстве, когда ему было лет девять. На этом портрете он изображен в шотландском костюме – в маленькой конической шапке с соколиным пером, шлем с голубыми и белыми полосами, ноги обнажены до самых колен. Затем он обнажил свою правую ногу, на которой мы увидели большое родимое пятно. Он говорит, что это пятно изображено на его портрете.

Я пишу вам, любезный граф, чтобы предоставить вам трудное дело – убедиться в существовании и верности этого портрета.

Фернан Роше».

В ту самую минуту, когда граф де Кергац дочитывал письмо, лакей доложил о приходе графини Артовой.

Граф бросился навстречу Баккара с письмом в руках.

Она прочитала его с величайшим вниманием и, наконец, проговорила:

– Девица де Салландрера находится уже в Испании, настоящий маркиз де Шамери также в Испании, следовательно, и я должна ехать в Испанию.

– А портрет, о котором он пишет?

– Я достану его.

– С кем же вы поедете?

– С доктором Самуилом Альбо. Я попрошу у вас только одно.

– А именно?

– Письмо к французскому консулу в Кадиксе.

– Хорошо. Оно будет у вас сегодня вечером.

– Итак, прощайте, граф. Я напишу вам из Кадикса. Графиня Артова, взяв с собою письмо де Кергаца, написала записку к Самуилу Альбо, прося его прийти к ней.

Мы уже знаем начало их разговора.

– Итак, доктор, мы завтра едем в Испанию. Уверены ли вы, что Цампа совершенно поправился и может ехать с нами?

– Конечно.

– Пришлите его ко мне сегодня вечером.

– Но что же мы будем делать в Испании, графиня?

– Мы едем разыскивать маркиза де Шамери.

– Разве он там?

– На каторге в Кадиксе. Доктор невольно вздрогнул.

– Но как же мы оставим графа Артова?

– Вы говорили мне о вашем товарище, докторе X., который лечит, следуя вашим советам и указаниям. Мы оставим графа на его попечении.

Самуил Альбо ушел от графини, а спустя полчаса пришел Цампа, совершенно уже поправившийся.

– Цампа, – проговорила Баккара, – вы были приговорены в Испании к смерти. Вы находитесь теперь под арестом, на поруках у доктора Альбо, если он объявит, что вы выздоровели, вас снова предадут в руки правосудия, которое, конечно, откроет, кто вы такой. Если вы этого не желаете, то должны во всем мне повиноваться.

– Все, что прикажете, – отвечал Цампа.