Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Здесь сейчас был какой то человек и спрашивал вас, а когда ему сказали, что вы здесь, то он просил передать вам тотчас же вот это письмо.

Монжерон побледнел.

Мармузэ знаком приказал лакею выйти из комнаты.

– Распечатайте, пожалуйста, – сказал Монжерон в сильном смущении.

Мармузэ улыбнулся и распечатал письмо, заключавшее в себе только две строчки, написанные тонким женским почерком.

– Подписи нет, – сказал он.

– Прочитайте, – попросил опять Монжерон с лихорадочным трепетом.

Мармузэ прочел вполголоса: «Если господин виконт де Монжерон – все тот же отважный искатель приключений, каким его знал целый Париж, то пусть он будет в два часа пополуночи за площадью Магдалины и подойдет к маленькому купе, запряженному парою вороных лошадей».

– Она! – прошептал Монжерон.

– Уверены ли вы в этом?

– Я чувствую это по учащенному биению моего сердца.

– И… вы пойдете?

– О, и вы еще спрашиваете?..

Мармузэ слегка поморщился. Ему невольно показалось, что это свидание не что иное, как западня.

Но он не сказал ни слова ни о том, что думал, ни о том, что слышал в театре и видел на театральном подъезде.

Монжерон посмотрел на часы. Еще не было часу!

– Придется перенести еще целый век пыток в ожидании двух часов, – сказал он.

– Знаете ли, Монжерон, – сказал Мармузэ, – что вы меня ставите в весьма затруднительное положение?

– Это почему?

– Ведь вы просили меня провести с вами остальную часть ночи?

– Да.

– Но если вы отправитесь на это свидание?..

– Вы подождете меня здесь.

– А если вы не вернетесь?

– В таком случае в шесть часов утра вы свободны.

– Когда идешь на любовное свидание, – заметил ему на это Мармузэ, – необходимо подумать и о предосторожности. У женщины этой есть муж… даже, как кажется, очень ревнивый.

– Вы правы, – сказал Монжерон и положил револьвер к себе в карман.

Спустя четыре часа после этого Мармузэ докуривал шестую сигару и допивал бутылку кюммеля в кабинете Английского кафе.

Часовая стрелка подвигалась уже к шести часам.

– Бедный Монжерон, – прошептал молодой человек с улыбкой, – верно, ему очень посчастливилось. Лишь бы только он не забыл возвратить мне мой бесполезный револьвер.

Часы пробили шесть, и Мармузэ стал уже надевать пальто, как вдруг дверь отворилась и перед ним явился Монжерон.

Лицо виконта было бледно, глаза сверкали, а походка и движения выражали сильное волнение.

– Мой друг, – сказал он Мармузэ, – я дерусь.

– Что?

– Дерусь через час в Булонском лесу.

– Но с кем вы деретесь?

– Расскажу дорогой, едем. Карета внизу, шпаги со мной.

– А я-то думал, что вам назначили любовное свидание.

– О! – проговорил Монжерон с восторгом. – Если бы вы только знали, как она хороша!

– Он сошел с ума! – подумал Мармузэ и пошел вслед за ним.

Мы уже знаем, что Монжерон был на свидании.

Но что же там произошло?

Дело в том, что в назначенный час он был за площадью Магдалины.

Купе действительно ждал его.

Монжерон подошел к нему.

Из него высунулась женская головка, и нежный голос проговорил над его ухом:

– Садитесь.

Голова Монжерона кружилась, и он, не помня себя, вскочил в купе. Лошади понеслись крупной рысью.

Тогда-то прелестная незнакомка предложила ему свою любовь взамен того, чтобы он вызвал на дуэль барона Генриха С, который, по ее словам, ухаживал сперва за ней, а когда она отвергла его любовь, то он стал мучить ее всевозможными наглыми поступками.

– Негодяй! – прошептал Монжерон.

– Поклянитесь мне, – сказала она, – что вы найдете предлог вызвать его на дуэль, не упоминая моего имени.

– Клянусь!

Она вместо слов тихо пожала ему руку.

– Если вы убьете этого человека, – проговорила она, – то можете распоряжаться мною и приказывать мне как своей рабе; я брошу все и последую за вами хоть на край света!

Она проговорила эти слова с таким красноречивым волнением, что Монжерон окончательно обезумел. Тогда она дала ему поцеловать свою руку.

– С Богом, мой рыцарь, – душа моя с вами.

Монжерон выскочил на мостовую в каком-то чаду и опьянении. Через десять минут после этого он был уже в клубе Спаржи и, встретив там барона Генриха С, нарочно поссорился с ним и вызвал его на дуэль.

Дуэль между ними произошла в Булонском лесу. В условиях ее было сказано, чтобы каждый из противников стрелял из своего пистолета. Сосчитали шаги, и противники стали по местам. Мармузэ был бледен и чувствовал что-то нехорошее. Один из офицеров дал сигнал. Барон Генрих сделал два шага вперед и выстрелил. Монжерон не шевельнулся. Пуля противника пролетела на один дюйм над его головой. Между тем виконт не прицеливался и ждал второго выстрела своего противника.

Барон снова выстрелил. На этот раз поднятая рука Монжерона вдруг опустилась и повисла. Вторая пуля барона Генриха раздробила ему правую руку.

Тогда Монжерон схватил пистолет в левую руку и сделал два выстрела. Первый – был промах, а вторая пуля попала в бедро барона.

Секунданты хотели было приостановить поединок, но Монжерон требовал его продолжения, говоря, что он может свободно драться на шпагах левой рукой, так как он левша.

Барон согласился, и дуэль возобновилась на шпагах.

Но вдруг раздался двойной крик.

Монжерон пронзил барона, но в то же время сам наскочил на его шпагу и был проколот ею.

Шпага Монжерона вошла в грудь противника почти по самую рукоятку, и они оба упали одновременно на землю.

Только тогда Мармузэ пришли на память слова барона Генриха С, сказанные им своему собеседнику в театре.

Он отправился к барону, которого застал уже при смерти, и, рассказав ему все, что произошло с Монжероном в эту ночь, добавил:

– Она, эта женщина, вооружила его против вас. Прошу вас именем самого Бога сказать мне ее настоящее имя.

Барон приподнялся, глаза его сверкали, как раскаленные уголья, и вдруг он снова упал навзничь, успев только прошептать: прекрасная садовница.

На другой день после этого Мармузэ, взяв слово со своего знакомого маркиза С. в том, что тот поможет ему в одном деле, отправился на Елисейские поля, № 96, где жила виновница этой ужасной дуэли.

Она действительно созналась, что ее зовут прекрасной садовницей и что она была причиной смерти и Монжерона и барона Генриха С.

Тогда Мармузэ стал допытываться у нее относительно исчезновения маркиза де Моревера.

– Послушайте, – сказала она, – история Моревера длинна, я записала ее.

– А!

– Рукопись лежит там.

И при этом она указала на маленький столик, стоявший в промежутке между двумя окнами.

– Если вы мне не верите, – добавила она при этом, – то отворите его сами.

Сказав это, она подала ему ключик.