Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Затем он указал ему на ящик в два метра длиной и в один метр вышиной.

– Видите вы это? – спросил он.

– Да, – ответил сэр Джеймс.

– Этот ящик предназначается для вашего путешествия.

Сэр Джеймс невольно подался назад.

– Вы понимаете, конечно, – продолжал между тем совершенно хладнокровно Мармузэ, – я вовсе не желаю, чтобы вы убежали от нас прежде, нежели мы высадимся на берег Англии.

С этими словами он сделал знак Милону, который отворил шкаф и вынул из него бутылку и стакан.

Мармузэ откупорил бутылку и налил в стакан около четверти зеленоватой жидкости, похожей цветом на полыновку, разбавленную водой.

– Выпейте это, – сказал он.

– Но… – возразил сэр Джеймс.

– Пейте!

– А кто поручится мне, что вы не даете мне яд?

– Это простое наркотическое средство.

– Чем вы мне это докажете?

– Вот чем? – крикнул сердито Мармузэ и прицелился из револьвера в сэра Джеймса.

– Если вы не выпьете этого, – добавил он, – то я размозжу вам попросту голову.

Сэр Джеймс понял, что теперь шутить нельзя.

Он взял стакан и залпом опорожнил его.

Вдруг его охватило смертельным холодом, глаза невольно закрылись и в голове зашумело.

Обессиленный, он упал на стул и несколько минут спустя спал глубоким сном.

– Теперь, – сказал Мармузэ, – нам надо позаботиться о спасении самого Рокамболя.

Почти месяц прошел с тех пор, когда Серый человек попал в руки полисменов, приведенных отцом Петерсоном в подземелье, куда его заманила мисс Элен.

Вероятно, мы помним, что последними его словами, произнесенными им в момент, когда мисс Элен в отчаянии ломала себе руки и умоляла отца Петерсона возвратить Рокамболю свободу, было:

– В Париже Милон и его друзья!

И, проговорив это, Серый человек с невозмутимым спокойствием отдался в руки полисменов, которые и препроводили его в Ньюгет.

Добрый губернатор его, не перестававший смеяться даже и тогда, когда провожал приговоренного к смерти в комнату, предназначенную для совершения последних предсмертных напутствий, предстал теперь в полной форме, а вдоль стен была расставлена бесконечно длинная ватага сторожей и полисменов.

Серый человек раскланялся с губернатором, как со старым знакомым.

– Опять здесь! Святой Георгий! – вскричал он, узнав, конечно, его. – Хорошую же штуку вы сыграли тогда со мной, мой милый!

– Я? – пробормотал, улыбаясь, Серый человек.

– Ну да! Ведь вы тот самый французский джентльмен, который приезжал в Ньюгет за два дня до казни Джона Кольдена?

– Верно.

– Неужели же вы думаете, что я так глуп, что еще и до сих пор не догадался, что вы сильно содействовали тогда его чудесному спасению?

– Сознаюсь, – ответил спокойно Серый человек.

– Да, мой милый, – продолжал губернатор, – вас-то не так легко будет спасти.

Серый человек молча улыбался.

– Мы окружим вас хорошим надзором.

– И хорошо сделаете, ваше превосходительство.

– Потому что вы, как кажется, – добавил губернатор, – один из главных начальников этих фениан, причиняющих столько беспокойства Англии.

– И от этого тоже не отказываюсь, – ответил опять совершенно спокойно и хладнокровно Серый человек.

– Мне кажется, что я могу почти наверное предсказать вам, что вы будете повешены через три недели или месяц.

– Благодарю вас за предсказание, ваше превосходительство.

Улыбка ни на минуту не сходила с уст губернатора во время этого разговора.

Он был чрезвычайно весел от природы, а Ньюгет, с его мрачными коридорами и решетчатыми окнами, казался ему самым очаровательным в мире местопребыванием.

– Все-таки, – начал он, хлопнув Серого человека по плечу, – я хочу сообщить вам новость, которая, наверное, будет приятна вам.

– Неужели?

– С этой минуты вы будете находиться в полном моем распоряжении.

– Знаю.

– Я вообще никому не даю отчета в том, как я обращаюсь с заключенными, и поэтому имею полную возможность смягчить тягость тюремных постановлений для тех, конечно, кто мне нравится.

– Так!

– Вы отличнейший и совершенный джентльмен, – продолжал губернатор, – то есть, по нашему английскому выражению, вы человек вполне воспитанный и потому я не хочу, чтобы пребывание в Ньюгете оставило в вас неблагоприятное впечатление.

– Вы чересчур любезны.

– Нет, я всегда любил французов. Серый человек поклонился.

– Я сказал уже вам, что вам нечего заблуждаться насчет своей участи. Не пройдет и месяца, как вы будете повешены.

– Быть может.

– А потому я и постараюсь сделать их для вас как можно приятнее.

Серому человеку оставалось только поклониться.

– Во-первых, могу вас уверить, что вам отведут весьма и весьма уютную комнату.

– А!

– Вам дадут в товарищи ирландца, так же, как и вы, фениана.

– Благодарю вас.

– Вы будете пользоваться хорошею пищей, отоплением и освещением. Если бы кое-какие книги могли служить вам развлечением…

– О, еще бы, милорд.

Титул «милорда» крайне польстил губернатору и окончательно расположил его в пользу Серого человека.

– Я еще не лорд, – сказал он, – но весьма возможно, что ее Величество королева Виктория наградит меня когда-нибудь за мою верную и бескорыстную службу титулом баронета.

– Я убежден в этом, милорд.

– Итак, вы получите книги, журналы и газеты.

– Позволите ли мне писать?

– Конечно.

Затем губернатор сделал знак, и Рокамболя отвели в назначенную для него комнату, где уже находился другой арестант.

– Барнетт, – сказал ему один из сторожей, – теперь вы не будете одни.

– Это для меня безразлично, – ответил арестант. Ему можно было дать не больше тридцати лет; его глаза были очень выразительны, а худое и бледное лицо его было обрамлено длинною бородой.

Как только сторож ушел, он обернулся и посмотрел на своего нового сотоварища.

Серый человек поклонился ему.

– Вам кажется, здесь очень скучно?

– Да, не весело, – ответил ирландец.

– Долго вы еще тут пробудете?

– Меня повесят семнадцатого числа этого месяца.

– Какое вы совершили преступление?

Ирландец ответил масонским знаком, употребляемым фенианами.

– А! – проговорил Серый человек и ответил ему другим знаком.

Лицо ирландца просияло.

Но Серый человек, сделал другой знак, которого ирландец, по-видимому, не понял. Тогда Серый человек подумал:

– Экие жалкие люди англичане, они положительно во многом уступают нам. Они теперь посадили меня с человеком, который вовсе не фениан, и думают заставить меня проболтаться перед ним. У нас в Париже таких людей называют только шпионами.