Ирена Асе - Шпионские игры царя Бориса

— Чем могу услужить вашей милости? — спросил он у Ванды Комарской.

— Вы, должно быть, знаете, по какой цене в Риге можно продать конопляное семя?

Вот такого вопроса от юной дворянки купец никак не ожидал.

— Да зачем вам это?

— Дело в том, что год назад я вышла замуж, — пояснила Комарская. Видя, какой у Тимофея недоуменный вид, рассмеялась. — Сейчас вы, чего доброго, спросите, включает ли понятие «супружеский долг» в Польше необходимость торговать бочками конопляного семени?

Фраза получилась весьма фривольной, но пани Комарская была столь весела и непосредственна, что Тимофей невольно начал проникаться к ней самой искренней симпатией.

— Так вот, — продолжила чернобровая красотка Ванда. — Имение моего мужа находится в Инфлянтах под Динабургом, куда я переехала из Малой Польши. Наши хлопы выращивают не только пшеницу, но и конопляное семя. Весной, когда Двина становится судоходна, мой супруг продает конопляное семя торговцу Симону из Полоцка, который проплывает по реке мимо нашего небольшого поместья, как объяснил мне муж, каждый год. Увы, в этом году торговец почему-то не приплыл. К тому же мой муж сломал ногу. А мне нужны деньги — моя сестра Бася выходит замуж, скоро мне следует ехать на свадьбу и нужен подарок. Я и решила — сама поеду в Ригу и продам конопляное семя.

— Но ведь это же опасно! Долгая дорога, разбойники. А у вас, пани Ванда, и охраны нет — два хлопа, от которых при нападении толку немного, — удивленно произнес Тимофей Выходец.

Видя его искренность, пани Ванда постаралась успокоить купца.

— Во-первых, мы ехали всего несколько дней. А во-вторых, слуги мои хоть и простые хлопы, но весьма сильные и смелые. Главное же, у меня самой есть два пистолета, мушкет и сабля. Еще в отчем доме мой дядя Януш несколько лет обучал меня фехтовать, потому что я так сама пожелала. А он — опытный воин. Думаю, от разбойников отобьюсь, а на охранников у меня с мужем нет денег — имение наше невелико. Да, имение маленькое, как комарик, и зовут нас Комарские, — фыркнула Ванда.

И без паузы добавила:

— Вот такая я несуразная пани: фехтовать умею, а сколько стоит конопляное семя — не знаю.

С каждой минутой Ванда всё больше восхищала Тимофея, он почувствовал, что начинает терять голову от этой прекрасной чернобровой полячки. Шляхтянка, несмотря на молодость, прекрасно понимала, какое производит впечатление на лиц противоположного пола, но, видимо, считала: оттого, что мужчины начнут восхищаться ею, вреда не будет.

— Интересно, сколько дадут за двадцать бочек конопляного семени? — вернулась она к волнующей ее теме.

— А это смотря что за товар. — В разведчике проснулся купец. — Пройдемте, посмотрим…

Хозяйка постоялого двора Мария с удивлением наблюдала в окно, как ее постояльцы зачем-то пошли к телегам и в полутьме что-то там делают. Когда уже через пять минут они вернулись, взгляд трактирщицы стал менее жестким.

Вскоре купец Тимотеус вежливо раскланялся с пани Комарской и отправился в свою комнату. Он спешил поговорить с фрау Марией, чтобы понять причину ее странного поведения. Но прежде чем навестить трактирщицу, Тимофей достал из своего дорожного сундука отрез персидского шелка. Шелк этот, заметим, так ценился в то время в Европе, что голландские и британские купцы просто боролись друг с другом за право вывозить из Московии этот дорогой материал, который в саму Москву доставлялся по Каспийскому морю и по рекам из далекой Персии.

Когда фрау Мария увидела столь ценный подарок, то вся зарделась и даже слегка возмутилась:

— Тимотеус, как ты можешь! Если в прошлом году я уступила тебе, то только потому, что устала от одиночества, а не ради подарков. Неужели я похожа на женщину, которую нужно покупать подношениями? Тем более что я и так очень рада тебе.

Тимофея обрадовало вырвавшееся у женщины в последней фразе признание. Нельзя сказать, что Выходец считал Марию своей единственной и ненаглядной (ухарь-купец давно уже не оставался без любовных утех, посещая, например, Нарву), но рижская трактирщица искренне нравилась ему. Причем не только как любовница но и просто, как хороший, добрый человек.

— Лебедь белая, краса светлая! — сказал он блондинке Марии. — Да почто мне мое богатство, коли не вправе даже подарок принести той, что давно люба мне?!

При этих словах белокурая рижанка совсем размякла: ни подарков таких она не видывала, ни слов таких не слыхивала с тех пор, как двадцать лет назад состоялась ее свадьба, а через несколько лет корабль, на котором плавал ее супруг, ушел в море и не вернулся.

Тимофей Выходец с интересом смотрел на женщину, по сути, только что признавшуюся ему в любви.

— А почему тебе так не понравилась эта шляхтянка? — поинтересовался он.

И вновь ответ Марии был очень лестен купцу:

— Она молода, очень красива и чего-то хотела от тебя.

Тимофей улыбнулся и искренне сказал:

— Если бы мне надо было выбирать, где сегодня спать, в комнате пани Комарской или в твоей, я бы выбрал твою.

— Ох, а не обманываешь ли ты меня?

— Пани Комарская безусловно прекрасна, — честно выразил свои чувства Тимофей. — И нрава она приятного. Но каждый сверчок должен знать свой шесток. И для простого купца глупо разводить амуры с дворянкой. А главное, я ведь уже не мальчик, понимаю: не всё то золото, что блестит. Она хороша собой, а ты страстна, она обаятельна, а ты мила, она бойка на язык, а ты добросердечна и люба мне. И я тебя в Риге ни на кого не променяю!

В ответ Мария просто сказала:

— Позволь мне задуть свечи, Тимотеус, при свете мне неловко раздеваться перед мужчиной.

В темноте Мария стала снимать с себя платье, а Тимофея их откровенный разговор заставил задуматься. Да, всем хороша была эта женщина для холостого псковитянина: и мила, и умна, и в постели хороша, и хозяйственна — идеальная жена. Но Тимофей был реалистом и считал: «Я никогда не поведу под венец лютеранку. Мария же не пожелает ехать вслед за мной в чуждую ей Московию, менять веру. Что же нам остается? Разве только не отказывать себе в радостях жизни при встрече…»

Как только Тимофей подумал о радостях жизни, обнаженная Мария намекнула, что ему надо поторопиться:

— Почему ты всё еще одет Тимотеус? Я же жду тебя с нетерпением…

Слаб человек! Вечером Тимофей объяснился в любви трактирщице Марии и долго ласкал ее, а под утро, когда они, утомлённые, наконец-то заснули, купцу вдруг приснилась обнаженная красавица полячка Ванда Комарская. Сон был невероятно странным, каким-то бредовым: голая шляхтянка с саблей в руке бежала по лесу, а за ней гнались несколько крепких неопрятных хлопов и орали: «Все равно наша будешь! Догоним, зажарим и съедим!» Шляхтянка была в ужасе, бежала изо всех сил, но расстояние между обнаженной Вандой и хлопами-людоедами постепенно сокращалось. Купец видел, как прекрасна и беззащитна женщина, хотел помочь попавшей в беду шляхтянке, но обнаружил, что почему-то не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой, и мог только наблюдать, как хлопы загоняли голую полячку, словно охотники косулю. Вот она споткнулась, упала, выронила саблю. Один из хлопов вскочил на нее, заломал ей руки за спину и пальцами стал мять женщине бедра, крича: «Зажигай костер, сейчас зажарим ее на вертеле!» Тут Тимотеус проснулся. Причем хоть и жутким был сон, но вид обнаженной панны привел его в такое настроение, что Выходцу захотелось вновь заняться любовью с безотказной для него трактирщицей Марией. Как говорится, клин клином вышибают. Он повернулся на другой бок, а там пусто… Оказывается, пока он отсыпался после бурной ночи любви, трудолюбивая Мария уже встала и пошла хлопотать по делам трактира. Совсем стыдно стало Тимофею — и сон дурацкий был, и заспался. А ведь не для того, чтобы любоваться шляхтянкой Вандой или трактирщицей Марией, он сюда приехал. И даже не для торговли, а для дел государевых.