Александр Кердан - Камень духов

Снова и снова мысленно обращается Кирилл Тимофеевич к своим, теперь уже далеким, встречам с мудрым старцем. Вспоминает наставления, которые давал Баранов, навсегда покидая Ситку. В трудные минуты Хлебников ловил себя на том, что представляет: как бы повел себя покойный Александр Андреевич, случись чудо и очутись он сейчас на Кирилла Тимофеевича месте. Это и не мудрено. У Баранова было чему поучиться. Практик-самоучка, все на своем веку испытавший, все умеющий делать своими руками, строитель и воин, купец и дипломат – Александр Андреевич умел внушать уважение окружающим, будь то петербургские сановники, индейские тойоны или сам король Сандвичевых островов Тамеамеа. В своих колониях главный правитель был непререкаемым авторитетом: здесь он судил и миловал, открывал школы и больницы, строил крепости и объявлял войну… Властвовал, ни на кого не оглядываясь, и пост свой покинул без жалоб. А ведь мог запросто возмутиться поведением Гагемейстера, опечатавшего даже его личный сундучок. Только бы свистнул, и его сторонники в мгновение ока подняли бы бунт и вернули власть низложенному правителю. Ан нет, Баранов смирился с судьбой, как и положено истинному христианину. Хотя, конечно, жил доселе батюшка Александр Андреевич по другим законам – жестоким законам первопроходцев. Как первопроходец, и принял свою смерть – на борту корабля среди океанских просторов.

Вот и сегодня не случайно вспомнился Баранов Хлебникову, расположившемуся в одной из комнат двухэтажного дома начальника заселения Росс. Размышляя о просьбе Шмидта вступиться за союзных россиянам индейцев, Кирилл Тимофеевич опять соотнесся мыслью с бывшим главным правителем: что сделал бы тот? Должно быть, попытался бы предугадать все последствия, подготовился бы ко всему, даже к вооруженному столкновению с соседями…

Конечно, Хлебников понимает, сегодня перевес сил не в пользу испанцев. Единственная в Новом Альбионе русская крепость куда лучше укреплена, нежели столица Калифорнии – Монтерей. Четырехугольный бревенчатый палисад Росса с двумя сторожевыми башнями оснащен тринадцатью пушками, и гарнизон в нем – двадцать шесть русских да более сотни алеутов… Такого не сыщешь ни в одной из испанских миссий. К тому же всегда под рукой военный бриг «Булдаков» и где-то неподалеку фрегат «Крейсер», недавно заходивший в русское заселение. С их огневой поддержкой сам черт не страшен! Но дело не только в военной силе. Она решает многое, но не все. И это тоже наука Баранова, толкующая о том, что здесь, на американском побережье, представители компании защищают не одни токмо интересы своих акционеров, но и всего государства Российского. Эти государственные интересы обязывают не уронить достоинство Отечества в глазах его союзников и врагов.

Кирилл Тимофеевич, конечно, сознает, что неразумно ссориться с ближайшими соседями теперь, когда в Санкт-Петербурге недоброжелатели только и ждут повода, чтобы представить императору колониальную деятельность компании в черном свете. Но Хлебникову ясно и другое: нельзя не помочь тем, кто верит русским, кто надеется на них. Пусть это будут простые дикари, желающие вернуть из неволи своих близких… Они не знают ничего о дипломатии тех, кого называют бледнолицыми. Но самим-то русским свои союзнические обязательства необходимо выполнять! Именно так поступал всегда Баранов.

– Benedicticamus Domino, – громовым голосом, словно отдавал команду эскадрону рейтар, проговорил падре Альтамиро и, только закончив молитву: «…ex hos nunc et usque in seculum…», скромно опустил глаза, вспомнив, очевидно, что смирение украшает истинного католика. Однако характер не выказать трудно. В конце священнодейства падре так громыхнул пальцами по клавишам старого клавикорда, подаренного миссии еще доном Николасом, что инструмент задребезжал, наполняя каменный сарай, где размещался храм, какофонией звуков. Но паствой у падре были в основном крещеные краснокожие. Не ведая лучших примеров, они восприняли все происходящее как должное. Те из них, кто вырос в миссии, осенили себя крестом, а новообращенные кто испуганно, кто с плохо скрываемой ненавистью взирали на происходящее.

Между тем падре Альтамиро, вот уже несколько лет одновременно исполняющий роли и органиста, и проповедника, и певчего, остался доволен произведенным эффектом. Кивком отпустив прихожан, он еще раз перекрестился на большое распятие и подошел к стоящему неподалеку слепому собрату – падре Томасу. Отослав мальчика-поводыря, сам взял убогого под руку и повел к выходу из храма, поглядывая, чтобы падре Томас не запутался в полах порыжевшей от солнца сутаны.

Святые отцы вышли во двор миссии.

Обитель носила имя святого Франциска Ассизского – основателя братства миноритов, или францисканцев, – известного в миру как итальянский негоциант Джованни Бернардонне, и была одной из двух десятков себе подобных миссий, построенных испанцами в Верхней Калифорнии для обращения язычников в католичество. А коль скоро такие деяния редко обходились без кровопролития, то миссии и монастыри францисканцев и их предшественников иезуитов, находившиеся на значительном расстоянии друг от друга, строились как настоящие военные укрепления и снаружи мало чем отличались от президий. Тот же закрытый каменный четырехугольник с несколькими воротами, запирающимися с наступлением темноты. Внутри миссии жили только святые отцы да несколько солдат охраны, а индейцы, во избежание возможного бунта, размещались в шалашах и каменных строениях без крыш за пределами монастыря. Храм, в котором новообращенные обязаны были молиться не менее двух часов в обычный день и пяти – в праздничный, был главным строением обители. Неподалеку находились пороховой склад и трапезная.

В нее-то и направлялись сейчас святые отцы. Там их ожидали гости – русские из форта Росс. Об их приезде доложил перед началом вечерней службы падре Альтамиро начальник караула сержант Мигель Кастеларо – добродушный толстяк, вечно пребывающий навеселе. Новость эта не обрадовала падре, но он не стал сосредоточиваться на ней: служение Господу не терпит суеты.

Однако теперь, шагая с невозмутимым лицом по каменным плитам внутреннего двора, падре Альтамиро размышлял: что привело русских к нему? Связан ли их визит с бегством моряков с российского корабля или причина появления гостей – недавняя ловля дикарей на их территории? Надо признаться, и к тому, и к другому событию святой отец имел непосредственное отношение. Здесь жить иначе просто нельзя. Не зря, нося на груди серебряное святое распятие, падре Альтамиро никогда не расстается с кинжалом, спрятанным за буйволиной кожей, которой обертывают икры выше башмаков, и на каждую службу надевает под рясу тонкую железную кольчугу. Да и не всегда поприще миссионера в отдаленном уголке земли было единственным занятием того, кто ныне носит имя падре Альтамиро. Знавал он и иные времена. Случается и нередко, что люди становятся кем-то не по призванию, а по стечению обстоятельств. В ряде случаев эти обстоятельства оказываются столь сильны, что, подчинившись им однажды, человек уже никогда не возвращается к прежнему образу жизни. Хотя, возможно, и сохраняет внешние черты себя прежнего: голос, манеру держаться…