Александр Кердан - Камень духов

Так оно и получилось на самом деле. Через несколько недель Аракчеев заявил, что государь находит предложения лейтенанта о создании ордена Восстановления как новой мировой организации масонского толка «неприложимыми в данное время»…

Потом Дмитрий не раз спрашивал себя, что привело его к заговорщикам? Почему он, мечтавший о благе Отечества, вдруг оказался среди тех, кто замышлял цареубийство? Ответ напрашивался сам собой. Причина сего поступка – нежелание государя и представителей правительства прислушаться к разумным предложениям и даже просто выслушать его, Завалишина.

…Отказ Аракчеева поверг Дмитрия в отчаянье.

В подобных ситуациях всегда найдется тот, кто проявит к обиженному понимание и сочувствие. Таковым оказался адмирал Николай Семенович Мордвинов – один из членов комиссии Аракчеева, бывший с ним в отношениях, мягко говоря, неприязненных. Мордвинов не только одобрил идеи лейтенанта, но и пообещал ему свое покровительство. Вскоре он представил Завалишина директорам Российско-Американской компании Прокофьеву, Кусову и Северину и начальнику канцелярии Кондратию Рылееву.

Рылеев – натура увлекающаяся, как все поэты, поначалу всей душой проникся к Дмитрию, взялся за продвижение его проекта переустройства американских колоний, стал приглашать к себе в гости. Там Завалишин свел знакомство со многими членами тайного Северного общества, среди которых было немало именитых людей. Желая произвести на них должное впечатление, Дмитрий рассказал, что является основателем тайного ордена, что в этом ордене много членов среди моряков и военных, что есть серьезные связи в Калифорнии и на Гаити. Эти слова возымели действие. Дмитрия начали приглашать на тайные собрания, где он выступал решительно, держался многозначительно, чем вызвал к себе интерес у многих. Все это не понравилось Рылееву. Он просто испугался, увидев в Завалишине конкурента. Свою власть в обществе Кондратий Федорович не хотел делить ни с кем. Этим объяснялся и отказ от взаимодействия с Южным обществом, возглавляемым столь же властолюбивым, как он сам, Пестелем, и выбор в числе двух других директоров здесь, на севере, фигур ничем не примечательных – Трубецкого и Никиты Муравьева. Эти двое ни по силе характера, ни по деловым качествам угрозы для Рылеева не представляли. А молодой, амбициозный и неглупый лейтенант, вращающийся в высшем обществе, мог покачнуть авторитет Рылеева.

Говорят, что все страсти со временем могут угаснуть, но кто хоть однажды испил из чаши власти, никогда не оторвется от нее, если не отнимут насильно.

Рылеев стал интриговать против Завалишина, убеждая всех, что никакого ордена Восстановления не существует, что это – сплошная выдумка, а сам лейтенант – шпион правительства. Чтобы избавиться от него, он даже предложил направить Милорадовичу донос на Дмитрия, но не был поддержан товарищами. Тогда Рылеев нашел другой предлог для удаления соперника из Санкт-Петербурга. Он основывался на собственных замечаниях Завалишина, что в тайном обществе нет никакой информации о жизни и настроениях в провинции. На одном из собраний Рылеев предложил отправить Дмитрия в разведывательную поездку.

– Рылеев, вы хотите, чтобы я уехал и не мешал вам! – возмутился Завалишин.

– Ах, Дмитрий Иринархович, как вы могли так подумать? Директорат не удаляет вас от дел. Напротив, проявляет к вам особое доверие. Никто другой не обладает таким умением убеждать, как вы. Вам надобно ехать. Этого требуют интересы общества.

Отказываться было бесполезно. Завалишин взял отпуск на два месяца по семейным обстоятельствам и уехал в Москву. Там его и застало сообщение о смерти императора. Дмитрий написал письмо Рылееву, спрашивая, стоит ли ему вернуться назад. В ответном шифрованном послании Рылеев предложил продолжить поездку и извещал, что деятельность тайного общества временно приостановлена в ожидании, что покажет новое царствование. Завалишин тут же отправился в Нижний Новгород, а оттуда в симбирскую деревню своего отца, где прожил больше месяца. В самом конце декабря он получил известие о событиях на Сенатской площади, о многочисленных жертвах и арестах. Только тогда до сознания Дмитрия начало доходить, в какую яму он угодил, с какими авантюристами связал свою судьбу, поддавшись юношескому порыву и поверив чужому красноречию. Ожидая с часу на час ареста и надеясь опередить жандармов, он помчался в Симбирск, где жила его мачеха. У нее в доме хранились бумаги, которые могли скомпрометировать его самого или бросить тень на его окружение. Их надлежало немедленно уничтожить.

В дороге ему открылось и другое – все, что хотели совершить его петербургские знакомые, чуждо простым русским людям, непонятно им. События в Санкт-Петербурге, искаженным эхом докатившиеся до Поволжья, вызывали разные кривотолки.

В памяти у Завалишина на всю жизнь остался случайно подслушанный разговор ямщика и денщика-матроса.

– Скажи-тко, почтеннейший, – спросил ямщик, – чаво это господа не поделили? Зачем в Санкт-Питербурхе к мунаминту войско вывели?

– Баили мне, дедушка, что хотят обидеть государя, которому намедни присягнули. Корону, значится, Богом данную, отнять у него хотят… – серьезно ответил матрос.

– А скажи, мил человек, кто государь-от обижанной? Как величать-то его?

– Ну, конечно же, Константин Павлович, бывший цесаревичем… Ему «ура» у монумента кричали, его до обиды допущать никак было нельзя… Он – заступник народный! А еще кричали «ура» Конституции…

– А это кто ж такая?

– Эх ты, деревня! Ясно кто – супруга государева… Он ее из самой Варшавы привезти обещался…

– Послушай, братец, – не удержавшись, вмешался Завалишин, – конституция – вовсе не имя, это слово совсем другое означает!

– Что вы, ваше высокоблагородие, мне надысь в кабаке рассказывал один важный господин, что Конституция – должно быть, точно это и есть государева супруга! Иначе для чего бы люди из-за нее на смерть пошли…

Завалишин не стал спорить. На душе его сделалось еще тоскливее. Выходит, что таких, как этот матрос, как этот старик ямщик, как солдаты столичных полков, просто обманули. Заставили идти под пули, не объяснив правду. «На обмане ничего доброго не построишь!» С этим ощущением он добрался до Симбирска. На заставе его встретил один из знакомых с предостережением, что в городе находится курьер с приказом об аресте Завалишина, что в дом его родных ему ехать нельзя.

Окольными путями Дмитрий проехал в дом Ивашевых – давних друзей его родителей и предполагаемых родственников. Сын Ивашевых – Василий, кавалергард и член Южного тайного общества, считался женихом сестры Дмитрия. У Ивашевых он заночевал, успев отправить слугу к мачехе с письмом, в котором просил немедля сжечь его переписку. Наутро, простившись с друзьями, Завалишин надел парадный мундир и сам явился к губернатору, собиравшемуся объявить его в розыск.