Виталий Гладкий - Сокровище рыцарей Храма

На этом «или» Глеб и отключился. Он спал до самого утра, как младенец, даже без сновидений. Но когда поднялся и пошел в ванную наводить лоск, то перед его глазами снова замелькали световые пятна. Они сложились в портрет, как мозаика. И это было изображение того страшного лица, что почудилось ему ночью…

Глеб ехал в машине, слушал музыку, смотрел на дорогу и по сторонам, но мыслями был далеко. Он предвкушал, что уже сегодня, заполучив картину, он наконец решит загадку, которую загадал какой-то умник, а потом передал ее Оскару Трейгеру. И тем самым утрет нос деду Ципурке — большому доке по части различных археологических тайн.

Ночные треволнения уже выветрились из его головы, на душе стало легко и радостно, и Глеб даже начал подпевать какому-то ансамблю. Слова песни все время повторялись, будто она состояла всего лишь из одного куплета (а точнее, припева), они были просты и незамысловаты, их вообще насчитывалось ровно столько, сколько нужно, чтобы ее запомнил и дебил, поэтому Тихомиров-младший быстро «въехал в тему» и даже не сбивался с ритма.

Возле дома, в котором жила Ольга Никаноровна, происходила какая-то суматоха. Глеб озадаченно смотрел на старушек, которые сновали туда-сюда и возбужденно переговаривались. Ольги Никаноровны среди них не было.

Глеб заметил знакомую бабульку — на ней были все тот же цветастый сарафан и вязаная кофта, хотя с утра припекало, — и спросил:

— Что тут у вас стряслось?

Бабулька узнала его сразу и скорбно ответила:

— Нетути ее. Ужо нетути…

— Кого это «ее»?

— Олюшки… царствие ей небесное… — бабулька перекрестилась.

— Вы хотите сказать?.. — Глеб похолодел.

— Ну да, Никаноровны, — поняла бабулька. — Вы вчерась с ней разговаривали…

У Глеба внутри все оборвалось. «И что теперь делать?» — подумал он беспомощно. Ситуация и впрямь была хуже некуда. Теперь придется насчет картины договариваться с наследниками. А если их нет? О-о, только не это!

— Ее отвезли в морг? — спросил Глеб, лишь бы сказать хоть что-то.

— Зачем? — удивилась бабулька. — Она ить всегда была одна-одинешенька — ни семьи, ни детей, ни родственников. Мы решили, что схороним Олюшку всем миром.

— Так она наверху? — перед Глебом забрезжила надежда.

— Да.

— А мне можно?..

— Попрощаться с покойником не приглашают, — глянув на него с укоризной, но по-доброму, как на дитя малое, ответила бабулька.

— Я знаю. Это у меня… от волнения… — Глеб сокрушенно вздохнул и тряхнул головой, пытаясь привести в порядок мятущиеся мысли. — Жалко Ольгу Никаноровну…

— Ой, как жалко. Она всегда была готова помочь. И в аптеку ходила, ежели кому было совсем худо, и в гастроном…

Не слушая, что там бубнит позади старушка, Глеб поднялся по уже знакомой лестнице и беспрепятственно вошел в квартиру Ольги Никаноровны — входная дверь была распахнута настежь.

Удивительно, но соседи Ольги Никаноровны обернулись с потрясающей оперативностью. Она лежала в гробу среди цветов, возле стены стояли венки, под образами горели свечи, а вокруг на разнокалиберных стульях и табуретах расселись ее старые подружки — все в платках и все заплаканные.

Глебу стула не нашлось (правда, он на него и не претендовал), поэтому Тихомиров-младший стал немного в сторонке и скорбно потупился. Ему действительно было жалко Ольгу Никаноровну. Ее верность Оскару Трейгеру говорила о том, что она была весьма цельной и порядочной женщиной.

Но трагичнее всего было то, что до картины в скором времени ему никак не дотянуться. (Если это вообще может быть возможно.) И что теперь делать? Может, плюнуть на приличия, зайти в спальню Ольги Никаноровны и слямзить картину?

Ага, как бы не так… Старушки устроят такой переполох, что мало не покажется. Сразу повяжут. И попробуй потом докажи, что Ольга Никаноровна обещала эту картину ему.

Размышляя, Глеб потихоньку, пятясь назад мелкими шажками, приближался к заветной двери. Это он делал совершенно непроизвольно, повинуясь какому-то инстинктивному импульсу.

Дверь спальни была закрыта неплотно. Не оборачиваясь, Глеб толкнул ее рукой, и она тихо приоткрылась. Улучив момент, он оглянулся — и обмер: картина исчезла! На ее месте виднелся светлый и чистый квадрат — такими были обои лет десять назад, сразу после наклейки.

Не веря своим глазам, Глеб снова и снова оглядывался, затем совсем осмелел (благо на него уже перестали обращать внимание) и открыл дверь пошире, но картины нигде не было — ни на стене, ни на полу, ни на кровати. Она испарилась. А может, ее уже забрала какая-нибудь старушка? В качестве сувенира, на память о старой подруге.

Вполне возможно… Блин! Удача была так близко. Убиться и не жить… Глеб поискал глазами давешнюю бабульку и увидел, что она стоит у порога и потихоньку роняет скупые старческие слезы, вытирая их концом белого головного платочка.

Перекрестившись и мысленно пожелав Ольге Никаноровне всех небесных благ, Глеб подошел к бабульке и тихо сказал:

— Нам нужно поговорить…

Она с пониманием кивнула, и они спустились вниз. Глеб отвел бабульку в сторону — чтобы их никто не подслушал — и спросил:

— Как это случилось?

У него неожиданно проснулись нехорошие подозрения. Ведь вчера Ольга Никаноровна была в нормальном для ее возраста состоянии, двигалась бодро и ни на что не жаловалась. Мало того, она сказала, что после лечебных процедур ей стало значительно лучше.

— Несчастный случай, — скорбно потупилась бабулька. — Упала на лестнице…

— На лестнице? Как это?

— Очень просто. Я однажды тоже шею себе едва не свернула. Старые уже мы, ноги не тянут…

— А кто ее нашел?

— Я и нашла.

— В котором часу?

— В половине седьмого. Я в это время своего Мурзика гулять выпускаю. Кот у меня есть… Смотрю, а Ольгушка лежит. Бедная… И чего это она так рано поднялась?

— Дверь ее квартиры была заперта? — быстро спросил Глеб.

— Нет. А зачем? Мы редко когда закрываемся на ключ. Только если идем в магазин. Или в поликлинику. С утра до вечера сидим на улице, нам все видно. Да и что у нас воровать-то? Разве что стоптанные тапочки.

— Нынче пошли такие воры, что подметают все подчистую… — Глеб немного поколебался, но все-таки решился и задал главный свой вопрос: — А из квартиры Ольги Никаноровны ничего не пропало?

— Как будто нет, — ответила бабулька.

— Вы в этом уверены?

— Ну, мы не смотрели… — она заколебалась. — Но вроде все стоит на своих местах — телевизор, хрусталь…

— А из того, что висит?

— Чтой-то я вас не понимаю… — бабулька насторожилась.

— Когда я вчера был у Ольги Никаноровны, она показывала мне старинную картину, которая висела на стене в спальне. На ней изображен какой-то храм… или монастырь. Сегодня картины уже нет на месте.