Виталий Гладкий - Повелители волков

— Привал, — сказал один из всадников, наверное, старший, когда они оказались на небольшой поляне. — Надо дать отдохнуть лошадям. Впереди степь, а там всего можно ждать. Лошади должны быть готовы к длинному бегу. Да и нам не грех перекусить чем-нибудь горяченьким. Внутри все застыло.

Остальные согласились без лишних слов.

Вскоре на поляне запылал костер, лошадей укрыли попонами, и надели на морды торбы с овсом, чему они очень обрадовались, — тяжелая дорога среди сугробов отняла слишком много сил — а всадники, подстелив лапник, уселись у костра кружком и стали ждать, пока в походном котелке не сварится мясная похлебка.

— Не едем ли мы, Озар, на собственную казнь? — угрюмо спросил у старшего один из путников, мужчина с начинающей седеть рыжеватой бородой. — Царь Иданфирс злопамятный. А мы скифам немало сала за шкуру залили.

— Если твой скальп, Чаян, украсит уздечку коня Иданфирса, а череп станет кубком, из которого царь скифов будет пить вино на пиру, это для тебя будет большой честью, — смеясь, ответил Озар.

Он был едва не самым молодым из всех путников, но его лицо, на левой щеке которого виднелась белая полоска шрама, и свободная, даже царственная манера держаться, ясно говорили, что Озар немало повоевал и относится к знатным воинам, принадлежащим к близкому окружения вождя племени.

— Ты все шутишь… — недовольно бросил второй воин, который в этот момент снял меховой малахай и пытался привести в порядок с помощью деревянного гребня спутанные волосы цвета зрелой пшеницы. — Наверное, забыл, что Иданфирс поклялся снять с нашего вождя кожу живьем и сделать из нее попону.

— Когда это было, — беспечно ответил Озар. — Времена изменились, Хрват. И потом, теперь у нас новый вождь, Жавр, а прежний гуляет вместе с предками Иданфирса по зеленым заоблачным степям, где никогда не бывает зимы, и пьет с ними сладкое вино бессмертных богов.

— Жавр предупреждал нас соблюдать осторожность, — вступил в разговор и третий путник. — Иданфирс может не поверить нашему сообщению, решит, что мы лазутчики, и тогда нам не позавидуешь.

— За правое дело не грех и пострадать, Тримир, — назидательно сказал Озар. — Но мы ведь едем как посольство, а послы неприкосновенны.

Чаян скептически ухмыльнулся и ответил старшему:

— Когда скифы нашпигуют нас стрелами, поздно будет разбираться, кто мы — послы или лазутчики. Ты ведь знаешь, что скифский воин сначала стреляет, а потом думает. И винить его в этом нельзя — опоздаешь натянуть лук, и ты уже покойник. Это закон степи, где много разбойного люду ошивается.

— Насчет разбойников — да, это точно, — сказал Тримир. — Помнится, две зимы назад нас наняли за хорошие деньги, и мы сопровождали караван греческого купца, с которым Жавр ведет торговые дела. Вы не поверите, но нам пришлось участвовать в шести стычках! Чисто тебе настоящая война. Хорошо, что мы всегда высылали дозоры и летучие отряды, и разбойникам не удавалось застать нас врасплох. Иначе мои кости уже давно белели бы в степи, а моя неупокоенная душа томилась на серых равнинах…

В это время подоспела похлебка, и разговор прервался.

Насытившись, путники не стали рассиживаться. Накормленные лошадки пошли гораздо резвее, вскоре лес начал редеть, а за ним взору путников открылась великая скифская равнина…

Среди степи пасся большой лошадиный табун. Это было удивительное зрелище для непосвященных. Греки-колонисты, которым довелось впервые увидеть, как кормятся скифские лошади и скот зимой, долго не могли прийти в себя от изумления. Им казалось, что животные варваров едят снег, и только вблизи становилось понятным, что они занимаются тебеневкой — откапывают корм из-под снега передними копытами.

Табун пас подросток по имени Саураг. Он получил его по той причине, что родился ранним утром — Саураг на скифском языке значило «утренний». Подростку исполнилось шестнадцать лет, но он уже был хорошим стрелком из лука, а уж наездником прослыл даже среди взрослых одним из лучших. В этом не было ничего необычного — Саураг вырос без отца, погибшего в бою, и большую часть своей пока недлинной жизни провел в степи, помогая табунщикам.

Саураг пас один из многочисленных табунов самого царя Иданфирса. У него был напарник, престарелый Коудзай, но как раз сегодня его скрутила какая-то болезнь, и пришлось Саурагу выгонять табун в степь одному. Конечно, Коудзаю можно было найти замену, но старик слезно просил, чтобы Саураг никому не говорил о его хвори, иначе он лишится средств к существованию, — Иданфирс платил табунщикам хоть и не очень щедро, но на еду хватало.

Подросток не боялся пасти коней в одиночестве. Добрый лук, полный колчан стрел и копье с широким наконечником могли защитить его и от зверя, и от человека. Впрочем, чужие в эту пору так далеко в степь не забирались, а волков интересовала более мелкая живность — овцы и козы. Правда, отары паслись неподалеку от кошар, да и пастухов там было побольше, но серых разбойников это обстоятельство не очень пугало.

Тем не менее и табунщикам надо было опасаться, особенно сейчас, ближе к весне. Сильные морозы, ударившие едва выпал первый снег, — а его поначалу было немного, погубили многих лесных зверушек, служивших кормом для хищников, и волки потянулись к селениям и стойбищам, откуда так вкусно пахло вареной снедью и терпким духом домашних животных. Совсем изголодав, они начали нападать и на лошадей; их не пугали ни стрелы пастухов, ни лошадиные копыта, которые могли раскроить череп, ни зубы животных — скифские кони кусались не хуже диких зверей. Главным было добраться до горла коня, а когда он оказывался на земле, волчья стая сжирала животное за очень короткий промежуток времени.

Откуда взялся десяток тарпанов, Саураг заметить не успел. Дикие лошади промчались неподалеку от подростка и растворились в лошадином табуне. Подопечные Саурага сначала заволновались, а затем вдруг начали сбиваться в плотную массу — старые кобылицы и молодые лошадки внутри, а жеребцы снаружи.

Это был плохой знак. Саурагу от старых людей было известно, что тарпаны иногда просят защиты от хищников у одомашненных лошадей, в особенности, если дикарей немного. Но только в том случае, если им грозит смертельная опасность. Лук словно сам прыгнул в руки подростка, и он поскакал по кругу, мимо волнующихся лошадей, стараясь не выпускать из виду ни одно животное. Похоже, за тарпанами гнались волки, но где они? Степь была пустынна, и ничто не указывало на приближение кровожадных хищников.

Неожиданно в той стороне, откуда прискакали тарпаны, зашевелились метелки ковыля и кусты мятлика, возвышавшиеся над сугробами, и волчья стая рванулась к табуну.

— А-хей! Ай-я-я! — дико закричал Саураг, и его конек вихрем полетел к месту разворачивающейся на глазах кровавой драмы.