Виталий Гладкий - Повелители волков

— Мням-мням… потрясающая рыба, Фесарион. Тебе нужно поставить памятник на агоре еще при жизни. Твои кулинарные способности просто невероятны. Однако у меня есть к тебе одно дельце…

Вкрадчивый тон, которым была произнесена последняя фраза, насторожил Фесариона. Он мигом сбросил с себя маску сибаритствующего толстяка и превратился в узел мышц, готовых в любой момент к действию. Фесарион уже когда-то слышал похожий голос и тон, но это было так давно, что казалось неправдой. Он присмотрелся к своему клиенту повнимательней — и резко отпрянул назад. Наверное, его так не напугала бы Лернейская гидра, как добродушно ухмыляющийся Радагос.

— Это… ты?! — просипел побелевший от страха Фесарион.

— В данный момент я — это не я. Перед тобой сидит полномочный посланник царя Иданфирса. — Радагос церемонно склонил голову. — Который вместе с полемархом, навархом и стратегами занимается подготовкой Ольвии к отражению персидского нашествия. Прошу любить меня и жаловать.

— Я сразу не узнал тебя, Одноухий…

— Это немудрено. — Радагос рассмеялся. — Я сам себя не узнаю. Вишь, какой красавчик.

Светло-русые волосы Радагоса сильно отросли и закрыли отсеченное ухо. Раньше он был чисто выбрит, а теперь носил длинные усы и небольшую бородку.

— О каком деле ты говоришь? — тихо спросил Фесарион и метнул опасливый взгляд на подсобное помещение, где Санапи подслушивала их разговор.

— Санапи, поди сюда! — резко приказал Радагос.

Он точно знал, что девушка не покорится Фесариону, и останется в своей каморке, а лишние уши в его деле не были нужны.

Подружка Фесариона вышла с независимым видом, готовая дать отпор кому угодно, но встретив взгляд Радагоса, в котором много чего можно было прочесть при хорошей фантазии — а она у Санапи была — девушка стушевалась и робко спросила:

— Чего надобно?

— Выйди на улицу и постой у входной двери. Сюда никого не впускать! Тебе понятно?

— Я все поняла, — ответила девушка и выскочила за дверь харчевни, как ошпаренная.

— Мне нужно земляное масло, — заявил Радагос.

Фесарион облегченно вздохнул — масло! Всего лишь. А он думал, что Радагос опять втравит его в какую-нибудь смертельно опасную авантюру, как это было пять лет назад.

— Сколько тебе — кувшин, два? — деловито спросил харчевник.

Радагос довольно ухмыльнулся, предвкушая реакцию прижимистого Фесариона на его ответ, и сказал:

— Мне нужно минимум двадцать амфор, — молвил Радагос.

— Ты сказал… двадцать амфор?! — Фесарион не мог поверить своим ушам; это же сколько денег он получит!

Харчевник начал лихорадочно считать в уме предполагаемую прибыль.

— Но должен тебя огорчить, дорогой Фесарион, — тем временем продолжал Радагос. — Все это масло ты подаришь Ольвии. Это будет твой вклад в ее защиту от вражеского нашествия.

Фесарион даже икнул от неожиданности: отдать двадцать амфор земляного масла даром?! Никогда!

В истории с этим маслом было много темных мест. Харчевник торговал им на вполне законном основании, уплатив соответствующую таможенную пошлину. А она была немаленькой. Дело в том, что земляное масло было очень дефицитным и дорогим продуктом. Оно горело ярко и практически без дыма в отличие от жировых или заправленных оливковым маслом светильников, покрывавших копотью дорогую расписную штукатурку в домах состоятельных ольвиополитов.

Но в торговле Фесариона был один маленький нюанс: количество поставленного масла ну никак не совпадало с количеством проданного. Покупателям казалось, что его большая амфора, откуда он черпал столь ценный продукт, бездонная. Кроме того, он был монополистом в торговле земляным маслом. Купцы, которые пытались составить ему конкуренцию, не находили понимания в тех краях, где добывалось земляное масло, и возвращались ни с чем. А вот Фесариону каждый год какой-то доброжелатель передавал по оказии несколько амфор драгоценного источника света. И ольвиополиты точно знали, что земляное масло можно купить только у хозяина харчевни «Зайди сюда».

Что касается оливкового масла, то оно было еще дороже земляного и использовалось в основном для приготовления пищи, поэтому его берегли.

Понятное дело, что ни жители Ольвии, ни магистрат не могли знать, что за период летней навигации в условленном месте побережья в ночное время несколько раз появлялось юркое грузовое суденышко, загруженное доверху амфорами с земляным маслом. Матросы быстро разгружали его и относили сосуды в пещеру, вход в которую знал только Фесарион. Там они сливали масло во врытые в землю пифосы [78] Пифос — большой древнегреческий кувшин (мог быть размером с человека и более), сосуд для хранения продуктов — зерна, вина, оливкового масла, соленой рыбы. . Харчевник расплачивался с владельцем судна, и оно исчезало в морской дали, а Фесарион на своей лодчонке возвращался в Ольвию.

Время от времени он плавал к своему тайнику, чтобы наполнить несколько амфор, поэтому земляное масло всегда присутствовало на рынке Ольвии.

— Но у меня нет такого количества масла! — вскричал Фесарион. — И потом, что значит — бесплатно? Я бедный харчевник и для меня каждый «дельфинчик» дорог!

— Что ты так разнервничался? Не забывай, что если сделаешь такой ценный дар Ольвии, в театре во время Великих Дионисий зачитают декрет, в котором будет отмечена большая твоя заслуга, оказанная защитникам города. А что она будет большой, в том я тебе могу поклясться. Может, на агоре поставят и стелу в твою честь.

— Где я достану столько масла?! Нет у меня, и все тут!

— Жадность, Фесарион, не лучшее качество человеческого характера… — Радагос допил вино и поднялся. — Завтра, к утру масло должно быть в Ольвии. Если ты забыл, где находится твой тайник на побережье — очень уютная пещерка с десятком пифосов — то я могу напомнить.

Фесарион побледнел и грузно плюхнулся на скамью.

— Ты ведь не выдашь меня? — заблеял он жалобно.

— Ни в коем случае. У каждого человека есть свои тайны. Ты не исключение. Сколько я должен? — Радагос достал кошелек.

— Нет-нет, что ты! Я угощаю.

— Что ж, тогда благодарствую. И повторю еще раз — завтра утром двадцать амфор земляного масла должны находиться на причале. Гелиайне!

И Радагос вышел.

Когда в харчевне появилась Санапи, Фесарион напоминал расплывшуюся на скамье квашню. Он тупо смотрел прямо перед собой и что-то тихо бормотал; наверное, вместо прибылей подсчитывал убытки.

— Кто это был? — спросила Санапи.

— Тебе лучше не знать, — ответил Фесарион. — Забудь о нем. Слышишь — забудь!

— Вечно ты путаешься с разными подозрительными типами! Ох, смотри, выгонят тебя из Ольвии… — Санапи вдруг всхлипнула. — Куда я потом пойду? Кому я буду нужна?